Существует две идеальные модели высшего образования. Первая построена на «образовательном обмене», главные признаки которого — высшее образование как набор знаний и умений, частная собственность на знания, передаваемые от преподавателя к студентам, и договорные, равноправные, партнерские отношения между преподавателями и студентами. Вторая построена на образовательном раздатке, для которого характерны высшее образование как правовой статус, государственно-общественная собственность на знания и иерархические авторитарные отношения между преподавателями и студентами. наиболее близок к первой идеальной модели гумбольдтовский университет, ко второй — средневековый университет. В реальности в ХХ веке мы встречаем симбиозы образовательного обмена и раздатка, и это прежде всего американский исследовательский университет, где обмен доминирует над раздатком, и советский вуз (в частности, мультиинститут, носящий имя университета), где, напротив, раздаток господствует над обменом.
Вопрос о том, какая модель лучше и эффективнее, лишен смысла, потому что следует учитывать почву, на которой существует и развивается тот или иной тип вуза, а также его социальные функции, которые специфичны для каждого конкретного общества. Возможно, кукуруза по ряду параметров лучше ржи, но в наших северных широтах кукуруза, как однажды выяснилось, не приживается.
История показала, что прямой перенос гумбольдтовского университета на российскую почву невозможен. Он здесь превращается в учреждение по раздатку высшего образования как правового статуса и прилагающихся к нему знаний и умений. Иного и не может быть в сословном обществе, сердцевина бытия которого — государственная раздача благ и привилегий (и вменение обязанностей). В периоды ослабления государства, каковыми в ХХ веке были 1920-е и 1990-е годы, конечно, предпринимались такие попытки, но заканчивается всё возникновением новой институции образовательного раздатка. В этом был смысл сталинской реформы высшей школы 1931—1938 годов, в этом смысл путинско-медведевской реформы, начатой в 2000-е и идущей до сих пор.
Вместе с тем реформа 1930-х годов выгодно отличалась от современной. Была четко обозначена цель — создать систему вузов для нужд индустриализации и культурной революции. Реформаторы 1930-х отказались от слепого копирования западных моделей и использовали наработки отечественного дореволюционного высшего образования (курсовая система, академические стипендии, распределение выпускников и т. д.). Современные реформаторы с упорством, достойным лучшего применения, пытаются выстроить в России вузы европейского типа. В результате они перенимают лишь внешние формы западного образования, под этим антуражем кроется тот же образовательный раздаток. но поскольку он вводится стихийно, неосознанно, то получающиеся эклектические институции лишены достоинств образовательного раздатка, но уже приобрели недостатки западной высшей школы. Таким образом, деградация нашей высшей школы (по сравнению с тем уровнем, на котором она была лет 25 назад) вполне закономерна и попытки реформировать ее по западным образцам заранее обречены на провал.
Исследования раздатка высшего образования в России (и в частности раздаточного университета), как видим, более чем актуальны. но они — лишь в самом начале. Мне представляется, что применение теорий раздатка О. Э. Бессоновой и сословности С. Г. Кордонского плодотворно и очень многое объясняет в специфике наших вузов. Это я и хотел показать в данной книге; удалось ли это — судить читателю.