1. В последнее время мы все чаще слышим от российских политиков разной ориентации (от Крылова до Жириновского) призывы ликвидировать национальные республики в составе России и превратить Россию либо в унитарное государство, либо в симметричную административно-территориальную федерацию. Эта статья посвящена подробному разбору этого вопроса, а именно выяснению, к каким последствиям может привести этот политический шаг. Сразу должен оговориться: размышляя над этим, я пришел к глубокому убеждению, что, во-первых, национальные республики в составе РФ не только не представляют большой опасности в плане национализма и сепаратизма, но напротив, они были созданы и функционируют как инструменты сдерживания национализма и сепаратизма их титульных народов, для чего в их социальном устройстве предусмотрены соответствующие механизмы. И, во-вторых, ликвидация национальных республик и замена их экстерриториальными этническими субъектами Федерации в обозримом будущем — опасная и абсурдная операция, которая приведет к обратному эффекту, нежели тот, ради которого она затевается. Доказательства этого излагаются ниже.
2. Начнем с того, что ликвидация национальных автономий в составе России в исторической перспективе означает этноцид их титульных народов (пожалуй, за исключением казанских татар, большая часть которых, около 60 %, и так проживает за пределами РТ и прекрасно чувствует себя в рамках диаспоры). Что, например, значит для башкир (которых, кстати, всего на свете немногим более полутора миллионов человек — население крупного российского города) ликвидация Республики Башкортостан? Для сравнения: татар в России около 5 310 600, это второй по численности народ РФ (после русских). Это прекращение государственных вложений в книгоиздательства, издающие книги на башкирском языке, в башкироязычные города (Камышев В. Доживет ли Российская Федерация до 2014 года? АПН: http:// www.apn.ru/publications/article17435.htm) журналы и газеты, в национальную школу, ликвидация национальных факультетов при вузах, иными словами, исчезновение условий, благодаря которым воспроизводится башкирская нация как светское городское цивильное сообщество. В другие времена башкиры отхлынули бы в деревни, где сохранились бы в виде традиционного этноса. Но перестройка и либерализация разрушили башкирскую деревню, социально-экономический кризис гонит башкир в города, а там их ждет ассимиляция. Это мы говорим о башкирах, которых полтора миллиона человек, и следовательно, описанный процесс растянется на десятилетия. Что же говорить о народах, которые насчитывают сотни и десятки тысяч человек и чье существование обеспечивали округа?
Такая ассимиляция, кстати, никогда не проходит мирно. Реакцией на нее станет рост националистических настроений, особенно в среде молодежи, и без того обозленной экономическими передрягами. Тут уж действительно во весь голос будет провозглашена идея создания национальных моноэтнических государств этих народов. Если раньше таким националистам можно было сказать, что их народы и так имеют автономии в составе России, что российское государство заботится о культуре их народов, то теперь таких аргументов не будет. Напротив, у националистов появится козырь: российская власть лишила их народы автономии, после того как они пользовались этой автономией более 70 лет. В связи с этим националисты будут считать, что у них развязаны руки, России они больше ничего не должны и ни на какие переговоры с ней идти не нужно.
Стоит задуматься еще вот о чем: современные башкирские, татарские, якутские националисты — это националисты умеренные. Они не настроены пока однозначно антирусски. Совсем другая ситуация будет после ликвидации республик федеральным центром. Возникнет конфликт между этносами, новые националисты будут стремиться к созданию моноэтнических государств и фактически будут готовы на этнические чистки. Процесс уже запущен — после ликвидации Усть-Ордынского и Агинского автономных округов и включения их территорий в состав Иркутской и Читинской областей в среде бурят — титульного этноса обоих округов — возникло националистическое движение «Эрху», которое объявило о начале «национальноосвободительной борьбы»53. Это уже не современные башкирские националисты с лозунгами о правах их республик…
Нужно учесть и еще один нюанс. Если центр возьмется за ликвидацию национальных республик, то, естественно, этого не станут делать в одночасье, одним указом. Республики будут поделены на те, которые можно ликвидировать сразу же, и на те, с ликвидацией которых нужно повременить. Например, Саха — Якутию и Марий Эл возможно ликвидировать быстро и безболезненно для центра, могут решиться и на операцию в Башкортостане, уповая на меньшинство титульного этноса (30 % согласно переписи 2010 года). Что касается Чечни и Дагестана, их сразу тронуть побоятся, там и без этого неспокойно: в Чечне только закончилась война, в Дагестане — тлеющий перманентный конфликт. На местах такая логика центра будет воспринята вполне однозначно: ликвидация республик — черная плата за лояльность их титульных народов федеральному центру. Дескать, чеченцы воевали против Москвы, и им республику оставили, башкиры и якуты — нет, и их республик лишили. Политические лидеры народов, которым сохранили республики, а это будут народы Кавказа, сделают из этого не очень приятный для федерального центра вывод…
Нельзя обойти вниманием и проблему резкого увеличения количества мигрантов в столицы (Москву и Санкт-Петербург), которое, безусловно, будет иметь место сразу после ликвидации национальных автономий. Дело в том, что само наличие нацреспублик в составе России есть молчаливое признание того, что у каждого народа есть своя собственная малая родина в России, определенный регион России, где этот народ компактно проживает, его национальная республика, автономия или округ. Иными словами, пока существуют нацреспублики, существует молчаливое согласие с тем, что для дагестанца — норма жить в Дагестане, а для башкира — в Башкирии, а не в Москве. И если дагестанцы или башкиры едут в Москву, то на это есть особые причины, и кроме того, там, на «русской территории», они уже не должны вести себя, как на малой Родине.
Тот факт, что прибывшие в последние постсоветские десятилетия в Москву мигранты с Кавказа ведут себя противоположным образом, не опровергает, а лишь подтверждает этот тезис. Именно потому что в их родных национальных республиках тлеет военный конфликт, стагнирует экономика и нет работы, молодые люди и едут в Москву. В спокойные советские времена было совсем иначе: руководство вкладывало деньги в национальные окраинные республики, понимая, что если в Дагестане будут свои хорошие вузы, дагестанские юноши поедут учиться из аулов не в Москву, а в Махачкалу; и именно потому, что в Чечне есть нефтеперерабатывающие заводы, где платят достойную зарплату, чеченский юноша пойдет работать на грозненский завод, а не поедет заниматься крышеванием торговли на московском рынке. Речь идет именно о целевых вложениях в нацрегионы, когда много раз проверяется и перепроверяется, куда ушли ассигнования, а в случае расхищения виновные строго наказываются. Советские вожди, как и русские императоры до них, знали простую истину: в многонациональном имперском государстве желательно, чтобы разные этносы жили компактно и меньше соприкасались друг с другом в простой обыденной жизни, в противном случае обязательно возникнет ксенофобия, которая чревата межэтническим конфликтом.
Исчезновение нацреспублик и автономий резко увеличит поток этнической миграции в центр. Сегодня в Москву едут лишь некоторые, потому что кому-то надо ведь оставаться и в родной республике: работать на предприятиях, преподавать в вузах, трудиться в учреждениях, торговать в магазинах и на рынках, но завтра, в случае реализации названных планов, ринутся все. В государстве западного типа нет представлений о каком-либо определенном месте проживания той или иной этнической группы, там каждый гражданин может жить где ему удобнее. А удобнее всего, по общему убеждению, жить в столицах, где возможностей и денег больше. Мы уже не говорим о том, что обострение националистических настроений и этнических конфликтов на территориях бывших республик само по себе будет выталкивать людей оттуда.
Наконец, нельзя забывать и о международном аспекте проблемы. В интернете уже появлялись указания на него (Лазаренко И. Ликвидация нацреспублик: возможные механизмы и последствия // Национал-демократический альянс: http://nazdem.info/texts/356), но похоже, сторонники ликвидации нацреспублик все же до конца не отдают себе отчета в том, каковы в этом случае будут действия международного сообщества. Дело в том, что в Уставе ООН говорится о праве каждого народа на самоопределение, а в Международном пакте о гражданских и политических правах, принятом странами — участницами ООН, — о недопустимости для какого бы то ни было государства лишать народы, находящиеся на его территории, права на самоопределение. Сегодня в конституции всех нацреспублик, входящих в РФ, говорится о том, что они возникли в ходе реализации права на самоопределение их титульных народов. Таким образом, с точки зрения международного права эти народы считаются осуществившими свое законное право на самоопределение, при этом де-факто они остаются в составе РФ. Если проект десуверенизаторов пройдет, то Россию обвинят в грубом попрании международного законодательства, что резко осложнит ее и так непростые отношения с Западом. В то же время политические лидеры этих народов, как уже говорилось, начнут бороться теперь уже за настоящее самоопределение, имея страны Запада и международные организации в качестве группы поддержки.
Итак, ликвидировав национальные автономии, власть добьется эффекта, противоположного тому, которого она ожидает, испортит отношения с Западом и будет обвинена в нарушении международного права. Но и это еще не все.
3. Могут возразить, что сами по себе такие рассуждения ничего не доказывают по существу. Возможно, процесс ликвидации нацавтономий будет проходить болезненно, иметь много отрицательных последствий, но из этого еще не следует, что их ликвидировать не нужно и что нацавтономии сами по себе — это нечто положительное. Сторонники ликвидации выдвигают совершенно понятный и даже на первый взгляд самоочевидный тезис: нацреспублики, объявляя себя государствами в государстве55, представляют собой потенциальные очаги сепаратизма. Если их не ликвидировать, то страна просто покатится к распаду, а это гораздо хуже обострения межэтнической напряженности и местечковых национализмов, с которыми все-таки можно что-то сделать при помощи силовых структур. Что касается реакции Запада, то жили же мы 40 лет в состоянии холодной войны — и ничего. В конце концов, бывают такие случаи, когда приходится идти на риск и даже на потери, чтобы сохранить целое — так при гангрене человеку могут удалить ногу, чтобы сохранить жизнь.
Между тем, как я уже сказал, главный тезис моих оппонентов о том, что нацреспублики это очаги сепаратизма, ложен. История России показывает, что при ослаблении центральной власти сепаратизм разгорается не только в национальных республиках. Так, после распада Российской империи на ее просторах кроме недолговечных националистических режимов возникли и не менее недолговечные, но многочисленные русские государства, которые не желали подчиняться центральной власти или как минимум требовали статус автономий. В 1917 году в Томске была провозглашена Сибирская автономия, а в 1918 году в Омске Временное правительство автономной Сибири провозгласило «Декларацию о независимости Сибири» (день ее провозглашения 17 июля сибирские сепаратисты отмечают теперь как День независимости Сибири). Создатели республики вдохновлялись идеями областников (Г. Потанин, Н. Ядринцев и др.), которые считали, что Сибирь — это такая же колония Российской империи, какой Северная Америка была в составе империи Британской, и что Сибирь, как и США, сможет добиться независимости от метрополии, сохранив общие с ней язык и религию. В ходе Гражданской войны были также образованы Уральское правительство и Дальневосточная республика. Мы не говорим уже о многочисленных казачьих государствах вроде Кубанской народной республики (Самостоятельной кубанской народной республики), образованной в Екатеринодаре в 1918 году и через несколько месяцев провозгласившей себя независимой от России; лидеры казацких сепаратистов не считали казаков русскими, хотя до сих пор большинство с этим не согласно и видит в казаках субэтнос русского народа.
После распада СССР в 1991 году ситуация повторилась. Наряду с отпадением союзных республик и обособлением национальных республик внутри России мы снова наблюдали рост областнических и даже сепаратистских настроений в административно-территориальных субъектах РФ. В 1993 году в период октябрьских событий в Москве ряд руководителей городов и областей Сибири выступили с инициативой признания власти президента Ельцина нелегитимной на контролируемой ими территории и создании независимой от Москвы Сибирской республики, однако инициатива провалилась сразу после расстрела парламента в Москве. В 1993 году в Свердловской области состоялся референдум по вопросу о повышении статуса области до республики в составе России. 83,4 % свердловчан высказались «за», и 1 июля республика была провозглашена, а 31 октября вступила в действие ее конституция. Республика имела свой флаг — бело-зелено-черный и даже свои деньги, коими стали «уральские франки» — товарно-расчетные чеки товарищества «Уральский рынок». Интересно, что даже не все национальные республики на территории РФ претендовали на создание собственных денег, их не было у Башкирии, Мордовии, Чувашии, Якутии, большинства кавказских республик.
Руководство планировало расширить республику, включив в ее со-
став Челябинскую, Пермскую, Оренбургскую и Курганскую области (проект «Большая Уральская республика»), но 9 ноября указом президента Ельцина все решения руководства Уральской республики были дезавуированы, сама она ликвидирована, а ее глава Эдуард Россель отстранен от власти.
В тот же период в Челябинске была предпринята попытка создания Южно-Уральской республики. Глава областного Совета Петр Сумин победил на выборах губернатора, набрав более 50 % голосов избирателей. Когда президент Ельцин отказался признавать результаты выборов и назначил губернатором своего ставленника Вадима Соловьева, облсовет выпустил постановление «О государственно-правовом статусе Челябинской области и преобразовании ее в Южно-Уральскую республику». Академцентр Уральского отделения РАН провел опрос жителей области и выяснил, что лишь 28 % выступают за преобразование области в республику (хотя 52 % были при этом за повышение правового статуса области). Исходя из этого референдум решили не проводить, но были начаты переговоры с главой Уральской республики Росселем о вхождении Челябинской области в «Большую Уральскую республику». Снятие Ельциным Росселя положило конец этимпланам (Вотчиникова Ю. Южно-Уральская республика: http://www.1mgn.ru/v-gorode/ interesnoe/iuzhno-uralskaya-respublika.html).
Как видим, сепаратизм и автономизм не тождественны национализму. Регион может стремиться к обособлению или даже отделению от центрального правительства не только в силу того, что он имеет иную этническую идентичность. Для этого достаточно региональной идентичности, которая может быть никак не связана с этническим самоопределением. Сторонники Уральской республики 1993 года считали себя такими же русскими, как и жители Рязанской области, но их привлекала идея своего маленького государства, как можно меньше зависимого от Москвы.
В действительности наиболее близки к отпадению от остальной страны не те регионы, где возможен рост национализма какого-либо народа, а те, где сформировалась устойчивая общая идентичность, отличная от всероссийской (неважно, этническая или просто региональная).
Если люди, живущие в Сибири, будут считать, что они в первую очередь сибиряки, а уж потом россияне (и, следовательно, интересы Сибири для них выше интересов всей России), то Сибирь окажется на грани отделения, несмотря на то что население региона в основном русское. (Ситуация, кстати, близка к этому: по данным опроса жителей Иркутска и Братска, около 80 % ответивших на вопросы считают себя сибиряками и только 12 % — россиянами. При этом 60 % опрошенных высказались за автономию Сибири в составе РФ, а 25 % — за ее независимость от европейской России (Камышев В. Доживет ли Российская Федерация до 2014 года? // АПН: http://www.apn.ru/publications/article17435.htm). Чтобы этот процесс пошел, нужны только соответствующие политические условия, например, озлобление населения на федеральный центр.
Понятно, что такая общая идентичность лучше всего формируется там, где население культурно однородно, то есть живут люди одной национальности, и таковы в современной России как раз не национальные республики, а административно-территориальные образования. В национальных республиках более пестрый этнический состав (По данным сайта «Всемирная география», в Республике Башкортостан 36,32 % русских, 29,76 % башкир и 24,14 % татар. В Республике Марий Эл русских 47,46 %, марийцев 42,88 %, татар 5,96 %. В Республике Мордовия русских 60,8 %, мордвы 31,9 %, татар 5,2 %. В Республике Удмуртия русских около 60 %, удмуртов около 29 %, татар около 7 %. В Республике Чувашия чувашей около 68 %, русских около 26,5 %, татар около 3 %. В Республике Татарстан около 53 % татар, 39,5 % русских и 3,3 % чувашей. В Республике Саха — Якутия якутов 45,54 % и русских 41,15 %. В Республике Алтай русских 57,4 %, алтайцев 30,6 % и около 6 % казахов. В Республике Карелия 77 % русских, 9 % карелов, 5 % белорусов. В Республике Хакасия 80,2 % русских, около 9 % хакасов. В Республике Коми 59,5 % русских, 25,1 % коми. В Республике Калмыкия 53,3 % калмыков, 33,5 % русских и т. д. См.: http://worldgeo.ru.).
В национальных республиках чаще всего ни одна из этнических общностей не составляет абсолютного большинства, где-то мы видим относительное преобладание титульного этноса (как в Чувашии, где около 1/3 населения русские и около 2/3 — чуваши, или в Татарии, где татар больше на 10 %, чем русских и чувашей), где-то — относительное преобладание русских (как в Хакасии или Карелии, где около 4/5 населения русские), где-то — относительное равновесие трех и более этнических общин (например, в Бурятии, где более 2/3 населения русские, а оставшаяся 1/3 делится между бурятами и несколькими немногочисленными общинами других народов, или в Башкирии, где примерно по 1/3 башкир, татар и русских, причем последние преобладают). Особенность республик Кавказа (за исключением Чечни) состоит в том, что в большинстве из них очень мал процент русских, однако от этого этнический состав населения республик не становится менее пестрым. Так, в Дагестане для выработки общей идентичности нужно, чтобы договорились аварцы, кумыки, даргинцы и лезгины — народы, между которыми множество разных противоречий. Есть только одна республика, где население более или менее этнически однородно, это Чечня, где 93,5 % населения — чеченцы.
Итак, в национальных республиках РФ, как правило, сосуществуют три значительных этнических общины или более, и именно поэтому конструирование общих региональных идентичностей затруднено.
«Дагестанцы» существуют только в воспаленном воображении московских скинхедов. В реальности, например, кумыки, которых москвич не отличит от аварцев, давно требуют своей автономии в составе Республики Дагестан. В республиках Урало-Поволжья и Сибири в 1990-е и 2000-е годы руководство предприняло немало усилий, чтобы сконструировать общую надэтническую идентичность — «татарстанец», «башкорстостанец», «якутянин». Если бы это удалось, то это стало бы первым шагом к обособлению этих республик от России, однако усилия практически не дали ощутимых результатов: русские, живущие в Татарии, Башкирии и Якутии, чувствуют себя частью всей России, а не искусственной республиканской общности с титульным этносом во главе. И эти настроения среди русских растут по мере усиления этнократических тенденций в республиках.
По данным социологов, количество русских, живущих в Республике Татарстан и ощущающих себя не «татарстанцами», а исключительно «россиянами», с 1994 по 2002 год выросло с 35,2 до 45,9 % опрошенных. Соответственно количество русских, готовых считать себя принадлежащими и к «татарстанцам», и к «россиянам», упало с 35 до 26 %. В Республике Саха — Якутия ситуация еще более показательна: если в 1994 году 37,3 % русских, проживавших в Якутии, готовы были считать себя и «якутянами», и «россиянами», и лишь 23 % заявили, что они — «россияне», а не «якутяне», то в 2002 году уже 60 % русских Якутии заявили, что они «россияне», количество готовых признать себя членами республиканского гражданского сообщества снизилось до 21,8 % (Дробижева Л. М. Идентичность и этнические установки русских в своей и иноэтничной среде: http://www.isras.ru/files/File/Socis/2010-12/Drobizheva.pdf.).
Как видим, в национальных республиках общая идентичность не просто не развивается, а, напротив, разрушается, поэтому даже о малейшей возможности увлечь все население этих республик сепаратистскими идеями речи не идет, а в административно-территориальных образованиях и в федеральных округах не просто формируется устойчивая региональная идентичность, как, например, в Сибири, но и растет количество тех, кто готов к отделению региона.
То есть, вопреки мнению сторонников ликвидации нацреспублик, республики вовсе не являются источниками сепаратизма, и именно в силу неоднородности своего населения.
Потому федеральный центр, в те времена, когда он еще действительно заботился об укреплении государства, желая победить национализм и сепаратизм, не ликвидировал национальные республики, сливая их с краями и областями, а, напротив, ликвидировал административно-территориальные субъекты, сливая их с национальными республиками.
Так, в 1922 году декретом Совнаркома Башкирской республике, образованной в 1919 году и заключившей с Советской Россией федеративный договор, были переданы земли Уфимской губернии и город Уфа, который стал столицей советской Башкирии. В результате, с одной стороны, башкирское правительство резко расширило сферу своей власти почти на всю территорию Большой Башкирии, которую башкирское национальное движение считало своей, но контролировать не могло. С другой стороны, эти территории были населены чересполосно с башкирами в основном русскими и татарами, а город Уфа до революции вообще всегда был русским городом. Лидер башкирских националистов АхметЗаки Валидов таким решением центра был взбешен: мечты о моноэтнической националистической Башкирии (каковой была Малая Башкирия) оставались в прошлом, Башкирская республика становилась многонациональной, и, значит, резко понижалась степень ее независимости от центра и вероятность выхода из состава России.
С другой стороны, советская власть препятствовала созданию региональной идентичности в русских областях. Достигалось это за счет механизмов госрегулирования трудовой миграции. Жители Сибири по распределению и направлению партийных и государственных органов уезжали навсегда в Рязань, а рязанцы — в Иркутск. Естественно, что рязанец в Иркутске сибиряком себя не считал, даже прожив долгие десятилетия там. Часто были лишены региональной идентичности и его дети.
Сейчас ситуация совершенно иная: власть не стремится разбавлять в нацреспубликах титульные этносы русским населением и, более того, даже не препятствует медленному выдавливанию русских из республик (например, на Кавказе и в Татарии). С другой стороны, она бросила на произвол судьбы отдаленные регионы — Сибирь и Дальний Восток: люди там не могут выехать в европейскую Россию и варятся в собственном соку, благодаря чему растут региональная идентичность и антимосковские настроения.
4. Итак, мы выяснили, что нацреспублики гораздо менее опасны в плане сепаратизма, чем такие «русские регионы», как Урал, Сибирь и Дальний Восток. И это не случайно. Национальные республики в составе России (и СССР) и создавались как механизмы подавления сепаратистских и националистических устремлений60. История нацренационально-территориальных автономий эффективно связывала и связывает страну на протяжении последних 90 лет и не позволила ей повторить судьбу унитарной Российской империи в 1917 году даже в столь кризисных ситуациях, как Великая Отечественная война и распад СССР». См.: Бердин А. Т. Сепаратизм: русская версия // Эксперт-Урал: http://www. expert-ural.com/1-576-11812/.
В борьбе с белыми большевики охотно вступали в тактические союзы с руководителями этих государств и вообще лидерами нерусских националистов, обещая широкую автономию их народам в составе советской федерации (тогда как белые в целом выступали за унитарное устройство России и тем самым оттолкнули от себя даже тех нерусских политиков, которые им симпатизировали). В конце Гражданской войны, когда острая необходимость в военной помощи со стороны просоветских националистов отпала, Москва изменила формат этих республик (прежде всего были ликвидированы их собственные вооруженные формирования и репрессивные органы, важнейшие наркоматы подчинены федеральному центру) и сделала ставку не на националистов, а на национал-коммунистов (то есть на более умеренных националистов, формально находившихся в составе компартии).
При этом часть республик получила статус союзных и более широкие права, а часть автономных вошла в состав союзных с меньшими правами. Так или иначе, республики стали компромиссом, которого достигли умеренные левые националисты нерусских народов и федеральный центр. Республики, как мы уже говорили, самим фактом своего существования должны были свидетельствовать, что народы, которые были угнетены до революции, теперь смогли осуществить право на самоопределение. Этот пропагандистский тезис был адресован не только «прогрессивной западной общественности», но и националистически настроенной общественности в этих республиках.
Конечно, в реальности республики вовсе не были «государствами титульных народов», они были своеобразными ансамблями этносословий, но все же в них поддерживалась культура этих народов и даже осуществлялись элементы этнического самоуправления за счет так называемой коренизации госаппарата. В целом властям, образно выражаясь, удалось загнать джинна национализма обратно в бутылку и, более того, создать такие механизмы, которые препятствовали бы отделению этих республик от центра и существованию их как полноценных независимых государств даже в случае взрыва в них националистических настроений.
Один из таких механизмов мы уже описали в деталях — это разбавление титульного этноса нетитульным населением (часто русскими). Другой немаловажный механизм — этническое разделение труда (которое вообще свойственно империям традиционного типа: оно существовало, например, в Османской империи, да и в романовской России). В СССР ситуация сложилась таким образом, что русские в национальных республиках, как правило, работали на промышленных предприятиях, причем в качестве специалистов — мастеров, инженеров, начальников цехов, директоров и т. д.
Короче говоря, республики были устроены так, что в случае взрыва националистических и сепаратистских устремлений у титульного этноса и благоприятной политической ситуации, делающей возможным отделение республики от России, формирование моноэтнического национального модернистского государства произойти не могло. Если русское население оставалось в республике, то титульный этнос просто не мог переварить значительную русскую диаспору, и однородной нации в культурном и политическом отношении не возникало. Если же новоявленное государство титульного этноса вытесняло русских вовне, то рушился промышленный потенциал республики, она превращалась в слаборазвитое аграрное государство, где самовоспроизведение модернистской культуры (в том числе культуры титульного этноса) было затруднено.
Кстати, так оно и вышло в случае союзных республик СССР, отделившихся от РСФСР в 1991 году. Пример несостоявшегося национального государства, где титульный этнос не может реализовать «нормальный» национальный проект (в западном смысле слова) из-за большой русской диаспоры и еще большего ее культурного влияния, являет собой Украина61. После десяти лет независимости и политики украинизации (количество русских на Украине с 1991 по 2003 год уменьшилось на 26,6 %)62, по данным переписи 2001 (уточненные данные — 2002) года, русская диаспора составляла более 20 % населения, причем представители этой диаспоры резко негативно относились к пониманию Украины как национального государства и статусу украинского языка как обязательного и официального63. Что касается более чем 70-процентной украинской диаспоры, то ее этническая идентичность весьма сомнительна. Около 44 % населения, в том числе определивших себя как украинцев, заявили, что они говорят преимущественно на русском языке.
Пример государств, обрушившихся в архаику из-за бегства русских из республики, являют собой режимы Центральной Азии, в частности Таджикистан. В 1989 году в республике жили 388,5 тысячи русских, занятых в основном в промышленности. В 2000 году осталось 68,2 тысячи64. Соответствующие изменения произошли и в промышленности. В 2012 году в республике «общие производственные показатели текстильной и легкой промышленности составили 32 % от уровня 1990 года»65. 47 % ВВП Таджикистана составляют переводы трудовых мигрантов, работающих в России в областях хозяйства, требующих низкоквалифицированного труда66.
Единственное исключение из названного правила составляют республики Балтии. Их промышленность развалилась, но они остаются на плаву из-за обильной финансовой помощи со стороны Евросоюза. Внутри них сохраняется большая русская диаспора, которая не поддается ассимиляции со стороны титульного народа, но режимы в этих республиках просто делают вид, что русских нет (на деле предоставляя им статус бесправных неграждан), и опять-таки их молчаливо поддерживает в этом Евросоюз.
Что же касается автономных республик внутри России, то их защитные механизмы оказались столь крепкими, что при всех усилиях националистов титульных народов их так и не удалось раскачать и «вывести в свободное плавание» под сурдинку «нового федерального договора».
Конечно, в политике не бывает однозначно хороших решений. Национальная республика как средство сдерживания национализма и сепаратизма тоже имеет свои недостатки. И по закону диалектики главный ее недостаток есть продолжение ее достоинства (как выражался Карл Маркс). Мы имеем в виду, что превращение национальной республики в национальное государство в принципе невозможно в силу ее многонационального состава, но именно поэтому в ней всегда существует опасность межэтнических конфликтов. В советские времена был разработан ряд средств для их предотвращения, начиная с доктрины дружбы народов и заканчивая гарантиями прав русского и иного нетитульного населения. Так, в РСФСР в национальных республиках второй секретарь обкома партии всегда был русским, причем иногда не принадлежащим к местной региональной элите; существовала негласная традиция распределения начальственных должностей между представителями основных народов каждой республики. За годы перестройки эти механизмы разладились, и результатом стали этнократические тенденции в политической практике этих республик. Значит, нужно отлаживать и обновлять механизмы. А бороться с сепаратизмом, ликвидируя республики, — это все равно что бороться с пожаром, заменяя воду в пожарной цистерне бензином.