1. России достался в наследство от Советского Союза так называемый асимметричный федерализм. Это значит, что субъекты Федерации, входящие в состав российского государства, не одинаковы и делятся на два типа — административно-территориальные (округа, края, области, районы) и национально-территориальные (республики, автономные области, автономные округа). Административно-территориальные образования расположены на территориях, населенных преимущественно русскими, национально-территориальные — на территориях исконного проживания иных коренных народов России (татар, башкир, якутов, манси, чукчей и т. д.), хотя на этих территориях коренное население уже давно сосуществует с русскими, а кое-где русские по численности обгоняют коренные народы, да и сами фактически уже являются коренным населением, потому что проживают там в течение четырех-пяти столетий. Эти регионы получили названия по имени коренного «титульного» народа (то есть народа, который жил там до прихода русских), в них оказывается государственная поддержка культурам этих народов (ведется преподавание, осуществляется делопроизводство, осуществляется теле и радиовещание на национальных языках, государство поддерживает национальные театры, творческие союзы и т. д.). Национально-территориальные образования России провозглашают себя государствами в составе Российской Федерации. Так, статья 1 раздела 1 Конституции Республики Татарстан гласит: «Республика Татарстан — демократическое правовое государство, объединенное с Российской Федерацией Конституцией Российской Федерации, Конституцией Республики Татарстан и Договором Российской Федерации и Республики Татарстан “О разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти Республики Татарстан” и являющееся субъектом Российской Федерации»103. Как правило, эти образования имеют конституции, в которых провозглашаются невозможность изменения границ регионов без их согласия, государственная автономия и право на международную деятельность вне пределов ведения федеральных властей. Государственным языком там является наряду с русским язык титульной нации, обладают они также другими символами государственности — гербом, флагом и гимном. Наконец, в структурах госуправления этими регионами соблюдается негласный принцип резервирования определенных должностей за представителями данных народов (так, традицией стало, чтобы глава такого региона был представителем «титульного народа»).
Однако на самом деле государствами они не являются (отсюда частое именование их квазигосударствами), так как, имея внешние формальные признаки государства (гимн, флаг и т. д.), они лишены существенных, позволяющих реализовывать полноценный политический суверенитет (собственной полиции, армии, финансовой системы, государственного аппарата). Вспомним классическое определение государства: «…Государство отличается: территориальной организацией власти; наличием особого публичного управления, обладающего специальным аппаратом принуждения (суд, полиция, армия и т. д.); юридической принадлежностью населения к государству; созданием финансово-налоговой системы».
Такой асимметричный федерализм практически составляет специфическую черту России (в мире есть еще только две асимметричные федерации — Индия и Танзания). Большинству других федеративных государств мира, например ФРГ и США, свойственен иной, административно-территориальный, федерализм (так, например, в США также есть коренное население — индейские народности, но разделение на штаты никак не связано с территорией проживания того или иного индейского этноса). Схожая ситуация в ФРГ. Хотя субъекты федерации, земли, называются по имени проживающего там какого-либо немецкого субэтноса (баварцев, саксонцев и т. д.), фактически это почти ничего не значит: различия между субэтносами постепенно стираются, кроме того, проживающие на территории Германии иные, не немецкие, народы (например, лужицкие сербы) лишены своих федеративных квазигосударственных образований.
Когда в начале 2000-х годов в центре России и в национальных регионах начали формироваться идеология и политические формы русского национализма, стали раздаваться голоса об унификации федеративного механизма в России, то есть о превращении всех субъектов Федерации в образования по административно-территориальному принципу (по западному образцу). С этих позиций выступает известный политический деятель Д. Рогозин, который открыто заявил о недопустимости асимметричной федерации в России: «У одних национальных групп есть свои республики в еe составе, у других — нет… Некоторые субъекты Федерации (национальные республики, автономные округа) имеют более высокий политический статус, чем края и области, преимущественно русские регионы. Необходимо подлинное равноправие регионов… Россия должна быть не только единой, но и неделимой»105. Можно предположить, что эта точка зрения имеет своих сторонников и в эшелонах вышей власти в России. Во всяком случае с 2000 года намечается тенденция укрупнения регионов и ликвидации определенных национально-территориальных образований (например, был ликвидирован Коми-Пермяцкий национальный округ). Наконец, в конце нулевых в нацреспубликах России активизировались общественные силы, выступающие за преобразование этих республик в области, равноправные с другими областями России и не имеющие этнической специфики (например, сайт «Уфа губернская» в Башкирии).
Эта позиция получила название «губернизаторство», так как в прессе еще с 1990-х годов не вполне корректно административнотерриториальные образования РФ принято называть губерниями, а их руководителей — губернаторами (в действительности по Конституции у нас нет губерний, а есть субъекты Федерации). Национальные движения остальных народов России (особенно тюрков Поволжья и народностей Кавказа) сразу же выступили в резкой оппозиции к такому подходу и объявили себя защитниками федерализма, так как усмотрели в губернизаторах унитаристов. Поэтому противники губернизации получили название федералистов. Но, как это часто бывает в политике, такие саморекомендации той и другой стороны только запутывают суть дела.
2. На самом деле сторонники губернизации вовсе не являются противниками федерализма и не желают восстановить дореволюционное губернское строение России (а если некоторые из них искренне так думают, то это оттого, что они плохо представляют себе, что такое федерализм и как управлялась Российская империя). Достаточно почитать статьи теоретиков губернизации, как становится понятно: в принципе против федерализма они ничего не имеют и, если придут к власти, не станут изменять статус таких субъектов Федерации, как Красноярский и Ставропольский края, города федерального значения Москва и Санкт-Петербург и т. д. Федерализм как система, при которой края и земли, образованные по территориальному признаку, обладают определенной степенью самостоятельности при решении местных вопросов и в то же время соучаствуют через своих представителей в федеральных органах власти, их вполне устраивает. Поэтому аргументы типа «большой страной невозможно управлять без федеративных механизмов», которые бросают им сторонники федерализма, бьют мимо цели. Губернизаторы это понимают и признают, но вполне логично заключают, что из этого вовсе не следует, что субъекты федерации должны формироваться по национальному признаку, то есть получать название по имени титульного народа, занимать места его постоянного обитания, предоставлять представителям этого народа квоты, льготы и т. д. Напомним еще раз: ФРГ является федерацией, но такого субъекта федерации, как ЛужицкоСербская республика, например, там нет. И, конечно, меньше всего хотят губернизаторы возвращения порядков царских времен, когда губернатор назначался сверху, был наместником царя в губернии, обладал почти неограниченной властью и не разделял власть ни с какими представительными институтами. Большинство наших губернизаторов — убежденные демократы или как минимум национал-демократы. По их мнению, власть в государстве должна быть разделена и рассредоточена по разным институтам, при этом законодательная власть должна быть в руках народных представителей (в том числе у региональных парламентов).
Губернизаторы выступают лишь за ликвидацию национально-территориальных федеративных образований и превращение их в территориальные федеративные образования, где не будет титульных и нетитульных народов (например, за превращение Республики Башкортостан в Уфимский край). Таким образом губернизаторы, клянясь в верности историческому прошлому и требуя воссоздания системы управления Российской империи, на самом деле проповедуют принцип, который совершенно противоречит основам этой системы. Они хотят, чтобы один и тот же общероссийский закон распространялся на все регионы сжавшейся до границ XVIII века империи (очевидно, что РФ остается империей, то есть многонародным политическим образованием, и не является национальным государством). Идеалом же для них является слияние всех народов России и формирование на их базе типа среднего россиянина (подобного «среднему европейцу» К. Н. Леонтьева). Отсюда активное участие в этом движении ассимилянтов (русскоязычных татар и башкир, считающих себя русскими), что легко заметить, читая бумажные и электронные издания губернизаторов.
3.Федералисты, наоборот, проклиная «унитаристскую Российскую империю», выступают на самом деле за ее главный принцип — свои особые законы для национальных окраин. В сущности федерация им не так уж и нужна. Если предложить им автономность в местах компактного проживания, но в условиях формального унитаризма, думается, они вполне согласятся. То, что подобная автономия вполне совместима с унитарным устройством государства, показал пример дореволюционной Российской империи, где губернии разделялись на внутренние и внешние. Во внешних губерниях действовали не все законы империи, и живущим там представителям нерусских народов разрешалось обустраивать общежитие в соответствии со своими историческими традициями и религиозными законами. Так, народы Кавказа жили по закону шариата, при этом оставаясь поданными русского царя, а в Туркестане вообще делопроизводство велось на местном языке и, например, не действовали законы царя-реформатора Александра II о судах.
Современные представители внутрироссийских национальных движений, чувствуя себя наследниками общин нерусских народов в составе империи, требуют по сути того же: во-первых, принципа самоуправления этих этнических общин (отсюда и убежденность в том, что Башкирской республикой должен управлять башкир, а Татарской — татарин) и, во-вторых, как можно меньшего вмешательства центра в их внутреннюю жизнь (вспомним, как резко отреагировала башкирская общественность на попытки центра сделать мусульманские праздники рабочими днями, как в Центральной России).
Непонимание того обстоятельства, что дело вовсе не в конфликте идей губернизаторства и федерализма, возникает оттого, что представители нерусских национальных движений России, борясь за этнические самоуправление и автономию, при этом являются носителями западнических парадигм и на уровне сознания требуют создания национальных государств (независимых или объединенных с Россией в федерацию западного типа). Уже существующие республики в составе России они воспринимают как национальные государства титульных народов, которые имеют ограниченную юрисдикцию в силу разделения полномочий между центром и регионами. Но это не так, наши национальные республики вовсе не являются национальными государствами. Во-первых, они вообще не являются государствами, а представляют собой квазигосударственные образования, не имеющие важнейших признаков государства, например, собственных армии и полиции, а во-вторых, кроме титульных народов там живет большое количество представителей других народов РФ, так что зачастую титульные народы остаются в меньшинстве. Попытка их превращения в действительно независимые национальные государства западного типа очевидно чревата гражданской войной.
4. По сути оба пути — и тот, который предлагают губернизаторы, и тот, который предлагают федералисты, — ведут в тупик и чреваты масштабным социальным межэтническим конфликтом. Историческая практика показывает, что имперские механизмы, учитывающие полиэтничность нашего государства, были в этом смысле оптимальными. Империя стала приобретать черты «тюрьмы народов» только в конце XIX века, при Александре III, когда она отказалась от собственно имперской наднациональной политики и, взяв на вооружение лозунг «Россия для русских!», стала превращаться в русское националистическое государство. В ответ на это и начали формироваться нерусские национализмы на окраинах, взорвавшие империю после февраля 1917-го.
Итак, нам нужны имперские механизмы. Но, к сожалению, эти механизмы невозможно просто перенести в современные реалии. Те же башкиры, имевшие статус этносословия в империи, были объединены компактным проживанием, одним и тем же родом занятий (сельское хозяйство, скотоводство, воинская служба), теперь же они живут и работают вперемешку с русским и татарским населением и давно уже, пройдя модернизацию, не представляют собой патриархальную этнообщину. Полагаем, сегодня нам нужно всерьез задуматься о новой, соответствующей другим реалиям форме таких имперских механизмов.