Часть 3 Познание развития и развивающихся объектов Глава 7. Метафизические основания познания развития и развивающихся объектов
§ 46. Метафизическая «матрица» реализуется непосредственно — в поведении человека, в осознанном виде — посредством конкретных мировоззренческих систем. Мировоззренческие системы есть синтез метафизической «матрицы» и социальных обстоятельств жизни носителя мировоззрения — личности, группы, социального слоя, этноса, нации. Существует взаимосвязь и активное двустороннее взаимодействие метафизики и мировоззрений. С одной стороны, метафизические «кристаллические решетки» на феноменальном уровне оформляются как совокупность привычек и неосознаваемых норм, решений экзистенциальных (смысложизненных) проблем и организуются в мировоззрениях — именно мировоззрение несет в себе экзистенциальные, смысложизненные компоненты, являющиеся его органической составной частью (см. также §5, Примечание 2). С другой стороны — метафизика уясняет, аргументирует, систематизирует, осуществляет и корректирует себя посредством мировоззрения. Однако действительное переплетение, взаимное проникновение, взаимное влияние в ходе становления и эволюции мировоззрения как системы и метафизики как ее ядра не должно приводить к их смешению или неразличению, несмотря на некоторое сходство.
Примечание 1. Известно, что мировоззрение — более или менее условная система оценок и взглядов людей на:
1) окружающий мир и свое место в нем;
2) способы познания и деятельности в мире;
3) суть человеческих, человеко-природных и человеко-технических отношений;
4) цель и смысл жизни;
5) средства достижения жизненных целей.
Поэтому мировоззрение — это попытка ответить на вопросы:
1) Как устроен мир в целом?
2) Как относится человек к миру?
3) Каково его место в мире?
4) Как он познает этот мир?
5) Как он действует в этом мире?
6) Каков смысл жизни?
С точки зрения человека-личности в полном и одновременно наиболее элегантном виде эти мировоззренческие вопросы представлены И. Кантом:
Что я могу знать?
Что я должен делать?
На что я могу надеяться?
Что есть человек?
Понятна «пронзенность» всех этих вопросов метафизическим контекстом культуры. Это относится к целям и приемам и методам познания, мышления и практической деятельности, соответственно, ко многим философским категориям, к смысложизненным проблемам, к методам научного познания, правилам обыденной жизни, организации коллективного человеческого бытия и т.д. Все это оказывается вторичным, производным от уже осуществившегося метафизического выбора.
Один из крупнейших примеров современности — специфика культурных форм Просвещения, сформировавшихся на почве различных метафизических «матриц». Однако в содержании всех указанных аспектов и вопросов мировоззрения есть широкий спектр проблем бытийствующего, онтического свойства, потому на стадии развитости метафизики конкретной культуры (сформированности метафизических предельных смыслов) уже не требуется постоянное метафизическое заглубление. Причем, будучи порождены в свое время некими движениями метафизических смыслов какой-то эпохи и культуры, многие аспекты мировоззрения становятся привычно инструментальными, используются как удобное, прагматически полезное. Они распространяются в человеческом сообществе как обыденность, как езда на велосипеде или автомобиле, переходят в те культуры, которые метафизически не имеют внутреннего родства с этими производными человеческой метафизической активности, в предельном смысле (в прагматизме) заменяя мировоззренческий поиск множеством «портретов» реальности, схем, типовых случаев, «десятков тысяч образов». Этот феномен стал даже своеобразным «кредо» некоторых социальных групп в США 60-70-х годов ХХ века, не просто задававших темпы развития новой экономики, но явно претендовавших на миссионерское задание смыслов будущего для всего человечества, что продемонстрировал в своих работах А. Тоффлер (См.: Тоффлер Э. Шок будущего. — М.: Изд-во АСТ, 2008. — С. 178 и далее).
С одной стороны, это открывает новые возможности и для культур-неофитов, и для человечества, но с другой — создает серьезные риски, обусловленные утратой связи с коренным заглублением и отсутствием метафизически заглубленного профессионализма в таком применении. Все это делает ответственными культуры-производители за собственный продукт, произведенный на основании собственной метафизики, за соблюдение в нем границы безопасности для человека, а повторяющие цивилизации обязывает быть более внимательными к используемому инструментарию. Потому что на деле метафизические основания мировоззрения (том числе философии, науки, религии) не исчезают, а мировоззренческие и научные аспекты не приходят на их место.
Понимание этого — принципиально важный момент.
В принципе, все мировоззренческие проблемы «не очищаемы» от предельных смыслов. Однако в разные эпохи, в разных аспектах это актуализирует конкретные (и различные) предельные смыслы и определяемые ими мировоззренческие (и иные) сущности и отношения, тогда как иные предельные смыслы и формируемые на их основе мировоззренческие концепции могут в это время оставаться латентными. Причем, различные мировоззренческие системы обладают разной степенью эффективности решения различных метафизических проблем в разных отношениях.
Детальный анализ каждой позиции применительно к каждой культуре — объемная задача, требующая специальных усилий и масштабных компаративистских исследований. В качестве постановки проблемы см., например: История современной зарубежной философии: компаративистский подход. СПб., 1997.
Однако любой вполне образованный человек может самостоятельно поупражняться в решении конкретных задач и методом рефлексии найти эти связки в себе самом и собственной культуре.
Примечание 2. Обратная связь мировоззрения и метафизики весьма интенсивна и может серьезно трансформировать культурные метафизические матрицы, способные к такой трансформации. Причем, такое обратное воздействие, естественно, имеет культурную же природу, потому всегда своеобразно и многообразно. Так, русская метафизическая матрица, неся в себе антиномичные метафизические основания знания и веры, оказалась способной в массовом варианте перейти от религиозного формата культуры к светскому буквально на протяжении одного столетия. Важнейший индикатор в этом отношении — ориентация на характер образования. В России на сегодня практически все взрослые люди и, по аналогии с ними, дети ориентированы на получение светского научно обоснованного общего и профессионального образования, и никто не препятствует получению детьми светского образования. Вопрос о качестве образования — отдельная и болезненная тема.
Это — один из смыслов жизни российского человека. Однако этот смысл совсем недавно — полтора столетия назад — лишь формировался в обществе и менее столетия начал массово внедряться. Потому что он получил подтверждение в практике — образованный человек имел больше авторитета, признание со стороны общества, получал больше возможностей для реализации и обеспечения собственной жизни. У подавляющей части общества появилась уверенность, что образование ведет к лучшей, более обеспеченной, гарантированной, социально защищенной и духовно наполненной жизни. Кстати, именно исчезновение этой связи в современной России, исчезновение авторитета в обществе и «социальных лифтов» (П. Сорокин) на основе образования и профессионализма резко снижает мотивацию на качественное образование.
Причем, эта уверенность распространилась и на большинство других этнических групп коренного населения России. См, например: Синелина Ю.Ю. Православные и мусульмане: сравнительный анализ религиозного поведения и ценностных ориентаций //Социологические исследования. М., 2009. № 4.
Однако при этом собственно связь с метафизикой, с заглубленными смыслами уверенности человека в собственных знаниях — скрылась с поверхности, превратила отношения к образованию в привычку. Это относится и к уверенности в научных знаниях вообще, которая в свое время с трудом и сопротивлением пробивала себе дорогу в систему человеческого мировоззрения. Аналогично происходит со многими аспектами метафизики, реализуемыми посредством человеческой практики в мировоззрениях. Другой пример. Широко известна гибкость метафизической «матрицы» буддизма, который благодаря этому свойству широко распространился в различные по метафизическим основаниям культуры, глубоко внедрившись в их метафизические конструкции. Такие трансформации демонстрируют еще одну разновидность взаимодействия мировоззрений и метафизики, двух метафизических систем, когда историческое развитие одной метафизики, то есть ее индивидуально-историческое развитие, проявляет не одномерную логику самореализации, но самотрансформацию логики в пределах метафизической «матрицы», фактически внедряясь в иную метафизическую матрицу, трансформируя и подчиняя ее, наподобие вируса, а не вытесняя и заменяя ее другой. Причем, сам процесс идет именно на уровне привлекательности мировоззренческих конструкций и их использования для метафизических трансформаций.
Третий пример — воздействие научного мировоззрения, научной картины мира на проблематизацию и трансформацию метафизических матриц. Само по себе взаимодействие научной картины мира, мировоззрения и метафизики — это также специальное направление исследований.
Так, мир Канта — стационарный в онтологии и субъективно-личностный в гносеологии, потому у Канта все упирается в антиномии. Гегель и Маркс вышли за пределы мира Канта в мир развития с использованием приема расширения антиномий до диалектических противоречий, а мира — до мира развития, что получило обоснование в теории эволюции Дарвина. До поры в отношении научного познания развития не было предложено принципиально нового методологического подхода и все науки о развитии формировались на основе методологии исследования стационарных миров и объектов — поскольку не было осуществлено обратной связи мировоззрения и метафизики. Поэтому через два столетия после Гегеля, Дарвина, Маркса этот путь исчерпал себя — со своими достижениями, но и тупиками. Исчерпал и в гносеологическом, и в практическом смыслах. Одновременно науки о развивающихся объектах (в собственных методах) и управленческая практика эмпирическим путем шагнули далеко вперед, «созрели» для нового методологического решения, но при этом — пока упираются в метафизический тупик. Сегодня необходим именно метафизический прорыв для их перехода в новое качество.
Примечание 3. Сложность и многоуровневость каждого культурного комплекса метафизики, в том числе наличие временно непроясненных и принципиально антиномических позиций, обусловливает то, что часто система предельных смыслов в конкретной культуре не может вполне точно выразиться в единственной мировоззренческой системе и реализуется посредством нескольких систем, имеющих различные и порой противоположные метафизические основания по одному либо нескольким аспектам, однако остающихся органически едиными по другим основаниям (например, в рациональном, мыслью организуемом виде — в нескольких философских традициях и системах). Могут быть и вполне одномерные метафизически-мировоззренческие конструкции — таких феноменов в мировой культуре также достаточно много, как на Западе (Англия, США), так и на Востоке (Япония, Китай).
Здесь важно подчеркнуть лишь один принципиальны момент — человек в различных мировоззрениях может по-разному оценивать и соотносить ценности различных уровней организации человеческой жизни в настоящем и будущем — бытие и небытие личное, своей семьи и своего рода, своей общины (коллектива, племени), своего народа, своей культуры, своей цивилизации, своей страны, человечества в целом и жизни в целом. Для одних мировоззрений более ценно одно, для других — другое. Кто-то готов жертвовать одним ради другого, а кто-то нет.