Трансформация потоков сдач и раздач (как официальных, так и неофициальных) не могла не привести к трансформации таких фундаментальных институтов образовательного раздатка, как плановая система и институт жалоб.
В СССР, как уже говорилось в предыдущей главе, деятельность вузов была подчинена общегосударственному плану, согласно которому вузы должны были принять определенное количество абитуриентов на определенные специальности (план приема) и выпустить и распределить по местам работы определенное количество специалистов с высшим образованием (план распределения). План приема и план распределения определялись потребностями той или иной области народного хозяйства в специалистах с высшим образованием и устанавливались соответствующими министерствами и ведомствами и Госпланом СССР.
Но в 1990-е годы государство всеми своими действиями продемонстрировало, что ему не требуются наличие у выпускников целого ряда вузов и факультетов реальных профессиональных знаний и навыков и работа этих людей в тех областях общественной деятельности, которая соответствовала их специальности. Отчасти это было видно по тому, что было упразднено распределение специалистов, окончивших вузы Минобрнауки РФ (своего рода распределение в виде контракта в вузах МВД и других силовых ведомств сохранилось).
В то же время план приема сохранился во всех вузах, хотя в нашем случае он утерял связь с требованиями народного хозяйства и социальной инфраструктуры. Все 1990-е и 2000-е годы государство в лице соответствующего министерства (в нашем случае это министерство образования, сменившее за указанный период несколько названий) определяло, сколько будет выделено бюджетных мест на ту или иную специальность, стараясь придерживаться имевшихся в советский период нормативов. При этом оно неизменно, хотя и медленно снижало количество бюджетных мест и соответственно бюджетной нагрузки преподавателей. Один из важных законов раздаточных систем состоит в том, что если выделенный государством ресурс не используется, то раздача его сокращается или прекращается (так, во всех в бюджетных учреждениях в декабре стремятся истратить оставшиеся деньги, не то в следующем году финансирование будет меньше). В согласии с ним основанием для того, на каких специальностях сокращать бюджетные места, для министерства являлась непопулярность данной специальности среди абитуриентов, недобор студентов на нее (заметим, что в советское время это все же не играло роли, главным было наличие потребности народного хозяйства в специалистах данного профиля). Более того, государство в 1990-е, несмотря на свои либеральные декларации, так и не предоставило вузам возможности самим набирать произвольное количество абитуриентов в соответствии с требованиями рынка труда. Министерство устанавливало верхнюю планку для приема на те или иные специальности даже для коммерческих наборов, формально исходя из нормативов учебных площадей, количества преподавателей на студента и т. д., фактически — на основе административного торга между министерством и администрацией вуза.
При образовательном раздатке плановым способом организована и учеба в самом вузе. Она подчиняется учебным планам и учебным программам. Поскольку в 1990-е годы произошло отделение образования от знаний (многим студентам нужен был только диплом, но не знания, так как работать по специальности они все равно не собирались, многие преподаватели занимались вместо выполнения служебных обязанностей подработками или сбором ренты, а государству эти специалисты и вовсе не были нужны), то и учебные планы стали составляться весьма субъективно. В них появилось немало предметов, которые были не нужны студентам данной специальности, но которые давали часы кафедрам и преподавателям. УМО перестали следить за исполнением учебных планов.
В этих условиях и институт жалоб стал выполнять другие функции. В советском вузе институт жалоб (которые направлялись в партийные, комсомольские, профсоюзные организации) был механизмом обратной связи между получателями ресурса «высшее образование» (студентами) и его раздатчиками (преподавателями), а также между преподавателями и администрацией вуза. При отсутствии свободы учебы и вузовского самоуправления только так студенты могли сообщить администрации о низком профессиональном уровне преподавателей, превышении ими своих полномочий, с тем чтобы администрация приняла меры, а преподаватели — о несправедливости распределения должностей членами администрации, злоупотреблении ими своим служебным положением, с тем чтобы с ними разобрались вышестоящие органы.
В 1990-е годы с мутацией вузов исчезают объективные критерии для распределения ресурсов внутри вуза. К примеру, в условиях, когда в вузы приходят слабо подготовленные студенты, которых нельзя отчислить, а аспирантуры выпускают слабо подготовленных преподавателей, которых нельзя уволить (просто никто не идет на их места), перестает быть прозрачным механизм оценивания знаний студентов. Оценки ставятся очень субъективно, и поэтому любая низкая оценка, даже справедливая, вызывает протест у студентов. Студенты перестают воспринимать оценку именно как результат оценивания их учебного труда, им кажется, что преподаватель произвольно ставит хорошие оценки тем, кто ему нравится, и плохие — тем, кто ему не нравится (отсюда постоянная просьба студентов на экзамене: «поставьте “троечку”, вам ведь это ничего не стоит»). Отчасти они правы: возможности оценивать знания объективно у преподавателя нет (даже если он и способен это сделать).
То же самое происходит с требованиями для занятия должностей преподавателями. Доцентами и профессорами становятся те, кто в былое время не поднялся бы выше ассистента. Распределение нагрузки также уже не связано с подготовленностью преподавателя (многие читают дисциплины, в которых они ничего не понимают). Возникает много обид и ссор, каждый считает, что он не хуже того, кто занял более высокую должность и получил более выгодную нагрузку.
Жалобы (которые теперь направляются не в партком, а в администрацию вуза или в вышестоящие государственные органы) меняют свой характер. Для самих студентов и преподавателей они становятся инструментом сведения счетов, а также попыткой улучшить свое положение, хотя сами жалобщики и понимают, что объективных оснований для этого нет (например, они жалуются на несправедливость преподавателя при оценке знаний по русскому языку, при этом имея в диктанте чудовищное количество ошибок), просто из соображения: «а вдруг повезет» или «я не хуже других». Характерным становится несогласие студентов с низкими оценками, даже выставленными комиссией, что практически не встречалось в советском вузе, где студенты были склонны внешне соглашаться с оценкой преподавателя, высказывая свое несогласие в узком, «своем» кругу. Объективно этот механизм функционировал таким образом, что он отсеивал тех, кто не вписывается в систему: либо слишком принципиальных преподавателей, которые работали по старинке и ставили оценки объективно, в соответствии со знаниями студентов, либо совсем уж откровенных взяточников, пьяниц и преподавателей, склонных к сексуальным домогательствам.
При этом на жалобы, которые касались содержания образования и могли послужить повышению его эффективности, внимания не обращали или реагировали формально. Это было признаком того, что образовательный раздаток вступил в период кризиса. В этом случае количество неквалифицированных преподавателей и администраторов (а также коррупционеров) увеличивается, сместить их становится все труднее и труднее, и вузы начинают деградировать. Собственно, такое положение вещей и сложилось в 1990-е и в начале 2000-х годов. Способствовало деградации института жалоб и то, что девиантное поведение преподавателей (широкий сбор различной ренты, срывы занятий, непрофессионализм) стало почти нормой виду практического разрешения государством описанных выше неофициальных раздач.