Но парадокс ситуации в том, что, сохранив за обладателями высшего образования определенные привилегии, заключающиеся в праве занимать определенные должности на госслужбе, в бюджетной сфере и даже в сфере бизнеса и получать при этом более высокую зарплату, государство своими действиями все 1990-е годы всячески демонстрировало, что ему безразлично, имеют ли эти обладатели дипломов о высшем образовании соответствующие профессиональные знания и умения и чем они будут заниматься после окончания вуза. Если раньше государство в лице министерства, ректора, профессорско-преподавательского состава стремилось строго следить за качеством подготовки абитуриентов, студентов, выпускников, а также научно-педагогических работников высшего образования и за материальным
обеспечением образования, то теперь фактически, а не декларативно государство ослабило этот контроль и обеспечение.
Прежде всего, было сокращено финансирование высшего образования, снижены зарплаты преподавателей и стипендии студентов до символических сумм, отменены многие социальные льготы. Это уже само по себе было ударом по качеству подготовки специалистов. Перестали пополняться библиотеки вузов, обновляться оборудование лабораторий, преподаватели, вынужденные подрабатывать, не имели возможности полноценно готовиться к занятиям и работать со студентами, студенты, чьей стипендии не хватало на выживание, вынуждены были совмещать учебу с работой. Сократилось количество научных командировок и стажировок преподавателей, студентов и аспирантов. В то же время министерство перестало следить за содержанием преподавания и предоставило полную свободу в этом отношении администрациям вузов и преподавателям, которые в данных условиях также не были заинтересованы в поддержании высокого уровня образования и соответствия его стандартам. Появилось множество спецкурсов («Конфликтология», «Имиджелогия», «Граждановедение», «Валеология»), которые не просто не были нужны студентам данной специальности, но и не отвечали зачастую требованиям научности. При этом количество часов по базовым дисциплинам соответственно сокращалось. Ректораты, УМО110 и деканаты в вузах фактически перестали контролировать проведение преподавателями занятий, что привело к массовым опозданиям, прогулам, самовольным сокращениям курсов и заменам (не редкостью стало объединение групп, неполная вычитка курсов, чтение курсов вместо профессоров их аспирантами и т. д.). Снизились требования к студентам на экзаменах и зачетах, преподаватели стали закрывать глаза на массовое списывание, недостаточный уровень подготовки студентов, практиковали более чем трехкратные пересдачи (тогда как по формальным требованиям после третьей неудачной пересдачи должно следовать отчисление студента). При этом принципиальные преподаватели испытывали прессинг со стороны администрации, которой было невыгодно отчисление студентов, особенно коммерческих, потому что это влекло за собой финансовые потери. Впрочем, и отчисление бюджетных студентов было болезненно для вуза: в связи с тем, что количество студентов было жестко привязано к количеству преподавателей (примерно 1 преподаватель на 17 студентов), значительные отчисления студентов вели к необходимости сокращать ставки на кафедрах и факультетах. А с 2011 года было введено нормативно-подушевое финансирование вузов, суть которого в том, что финансирование вуза (в том числе зарплата преподавателей) зависит от количества студентов111. У администрации появился еще один повод быть недовольным слишком требовательными преподавателями, подводящими под отчисление неуспевающих студентов-бюджетников. Испытывали принципиальные преподаватели и прессинг со стороны студентов, которые писали на них жалобы, обвиняя в необъективности. наконец, они просто осложняли себе жизнь: вынуждены были принимать многочисленные пересдачи, за которые им никто не платил, ссориться со студентами и с руководством. При этом преподаватели, которые были согласны снизить требования к студентам и ставить положительные оценки на зачетах и экзаменах при отсутствии соответствующих знаний, просто за соблюдение немудреных «правил игры» (студент приходит на экзамен, внешне выражает преподавателю уважение, изображает подготовленность, списывает правильный ответ) оказывались в выигрыше. Они имели хорошую отчетность (высокий процент сдавших на «хорошо» и «отлично»), благодарности от руководства, хорошие отношения со студентами, которые не жаловались на них, не обращали внимания на низкий уровень преподавания, опоздания, срывы занятий. Кроме того, непривередливые преподаватели просто выигрывали массу свободного времени, которое можно было потратить, скажем, на подработки. Такую ситуацию К. Д. Титаев характеризует как «академический сговор»112; в 1990-е годы она получила массовое распространение в российских вузах. началось все с коммерческих вузов, которых расплодилось в 1990-е огромное количество. Многие из них выдавали дипломы государственного образца, но при этом их преподаватели (как правило, пришедшие из госвузов на подработку) не предъявляли к студентам и к себе высоких требований, а студентами становились те абитуриенты, которые не набрали проходной балл даже на коммерческое отделение государственного вуза. Зачастую занятия там проводились в непригодных для учебы арендованных помещениях, например, в спортзалах школ; библиотек не было, занятия были сокращены и т. д. Обстановку в этих вузах прекрасно характеризует откровение преподавателя-психолога из Интернета: «Зачет следует принимать так: студенты (заочники) должны принести с собой рефераты, и можно их спрашивать по тексту реферата. Можно и не спрашивать, просто собрать у всех зачетки и проставить зачеты — никого из “начальства” не интересует, что ты с ними делаешь. но можно, конечно, поспрашивать. Работа в таких коммерческих учебных заведениях, как , развращает (курсив автора. — Р. В.). Система работает контрпродуктивно: никак не на качество образования. я могу усадить пятнадцать человек в аудиторию, собрать зачетки, проставить зачеты по курсу, который не читал, и через семь минут быть свободен. А могу их парить полтора часа, но зачем, если они по курсу не знают ничего — и вполне можно и так (курсив автора. — Р. В.)? Это всех абсолютно устраивает… Всеобщность академического бесчестия современной России. Все подрабатывают в таких вот институциях»113.
Понятно, что частные и государственные вузы были связаны как сообщающиеся сосуды, ведь и тут и там работали одни и те же преподаватели, и, развращенные обстановкой коммерческого вуза, они переносили его порядки и на основное место работы. В то же время и студенты госвуза, чьи одноклассники получали такой же диплом в коммерческом вузе, но с гораздо меньшими усилиями, ждали от преподавателей снижения требований. Так академический сговор проник в госвузы. А раз возникнув, он, по наблюдению Титаева, начинает стойко самовоспроизводиться: администрации вузов и факультетов избавляются от принципиальных высококвалифицированных преподавателей, студенческие группы бойкотируют студентов, которые хотели бы пожаловаться на низкую квалификацию преподавателей, практикующих «академический сговор». В сущности, всех устраивают невежественные преподаватели «новой генерации», защитившиеся на умножившихся диссоветах с низкокачественными диссертациями: они много в плане знания предмета от студентов не требуют, потому что мало что способны им дать. Точно так же всех устраивают студенты, которые желают не учиться, а лишь имитировать учебу, но зато не имеют претензий к непривередливым преподавателям.
Далее, государство отказалось от распределения специалистов, что также было симптоматично. Распределяя молодого специалиста, государство тем самым гарантировало ему трудоустройство как минимум на три года и предоставляло различные льготы, чтобы помочь ему устроиться на новом месте и побудить остаться его там и после истечения этого срока. Государство, таким образом, признавало, что ему нужны специалисты данного профиля в данном месте и на данном предприятии (в учреждении). Отмена распределения означала, что государство не нуждается в таких специалистах.
Все это объяснялось просто: государству оказалось не нужно такое количество специалистов, которых готовили вузы. Это касалось, например, технических вузов, готовивших специалистов для оборонной промышленности. Постсоветская Россия отказалась от гонки вооружений с Западом и даже от имперских амбиций и усиленно занималась сокращением своего военного потенциала. То же самое касалось и технических вузов, которые готовили специалистов для тех отраслей промышленности, которые фактически исчезли после открытия наших границ для импорта с Запада и Востока (пример, текстильная промышленность). наконец, это относилось и к университетам (педагогически-техническим мультиинститутам), которые готовили инженеров, учителей, преподавателей техникумов и вузов, научных сотрудников (на первый взгляд, государству были нужны выпускники юрфаков и экономфаков, но это тоже не так, им просто давали дипломы, но распределением их государство не занималось).
Однако в то же время государство продемонстрировало и другое свое намерение — что оно не собирается уничтожать вузы и дает им возможность выживать собственными силами. Это выразилось, прежде всего, в разрешении коммерческих наборов и открытия новых специальностей под них. При этом представители министерства и правительства не могли не понимать: это означает, что в вузы попадут заведомо профнепригодные выпускники школ. Те абитуриенты, которые сдавали экзамены на низкий балл и в былые времена просто не поступили бы в вуз, теперь отдавали документы на коммерческое, платное отделение и с тем же баллом поступали. Практически коммерческие наборы стали легализацией взятки при поступлении, только теперь абитуриент платил за то, чтоб его приняли, закрыв глаза на его слабую подготовку, не отдельным коррупционерам из приемной комиссии, а официально, в кассу вуза.
Наконец, государство по закону «Об образовании» от 1992 года (ст. 47) предоставляло вузам и другие возможности выживания, например, путем сдачи в аренду своих площадей, торговли внутри вуза покупными товарами и оборудованием, оказанием посреднических услуг, приобретения акций, ценных бумаг, ведением приносящих доход работ114. не забудем о том, что государство еще и сохранило финансирование (пусть и минимальное) и привилегии обладателям высшего образования.
Итак, государству в 1990-е годы оказались не нужны высококвалифицированные узкоспециализированные профессионалы, которых готовили большинство постсоветских вузов, чьи наборы специальностей были подогнаны под уже уничтоженную советскую экономику. Эта сдача не интересовала государство, поэтому оно перестало осуществлять или свело к минимуму соответствующие раздачи. Однако раздачу ресурса «высшее образование» в чистом виде, то есть без привязки к соответствующим знаниям, государство сохранило, оставив минимальную поддержку вузов. Это, конечно, был симулякр высшего образования, но он давал определенные привилегии для жизни в обществе. Более того, получить его было гораздо проще, чем получить настоящее высшее образование, потому что это не требовало усиленного учебного труда студентов и педагогического труда преподавателей (и не требовало больших расходов от государства).
Возникает вопрос: почему государство в 1990-е годы демонстрировало столь противоречивые установки? Вряд ли оно опасалось гнева преподавателей вузов, которые за все эти годы не устроили ни одной забастовки (в отличие от сотрудников вузов на Западе и от представителей других социальных групп постсоветской России). Так в чем же дело?