Более полувека назад в журнале Science американский физик Филип Андерсон опубликовал статью под названием «Больше — это другое», где предложил следующую идею: когда некая система достигает определенной степени сложности, ее уже невозможно свести к множеству работающих в ней элементов. В определенный момент сложность характеризует не количественные изменения в системе, а качественные. Этим снимается вопрос о редуцируемости сложной системы к своим базовым составляющим. Так, работу человеческого мозга, являющегося крайне сложной системой, невозможно свести к количеству составляющих его нейронов и функции каждого из них, даже если их сложить все вместе. Поведение общество людей или муравьев так же точно нельзя объяснить поведением каждого отдельного его члена или даже малых групп, в это общество входящих. В своей статье Андерсон писал: «на каждом уровне сложности появляются совершенно новые параметры, понимание которых требует нового подхода…» (Science, vol. 177, 1972).
В дальнейшем это свойство сложных систем стали называть эмерджентностью, различая ее два типа: слабую и сильную. При слабой эмерджентности в принципе возможно предсказание поведения системы, если мы имеем относительно полное знание о ее фундаментальных элементах. Например, если мы сильно дуем на тлеющие угольки, то есть вероятность того, что разгорится костер. Сильная эмерджентность нам этого не позволяет. Мы можем сколь угодно долго изучать мозг Эйнштейна, анализируя каждый нейрон, но ответа на то, как ему в голову пришла теория относительности, мы не получим, поскольку эта теория не имеет прямого отношения к нейронам, а относится к сфере сознания. Сознание же представляет новую степень сложности, или эмерджентный порог, понять который, анализируя мозг, невозможно.
В предыдущей статье я предложил понятие эмерджентной идеологии, вкратце указывая на процессы, которые сегодня происходят в американском культурном и политическом поле. В нынешнем году, в преддверии президентских выборов в США, некоторые ведущие государственные аналитики заняты тем, что пересматривают целый ряд аспектов американской идеологии, готовя выборную платформу для Трампа, на которой в большей или меньшей степени он выступит во время президентской гонки. То, что это многим его интеллектуальным сторонникам представляется единственной возможностью выиграть выборы, не подлежит сомнению. Нынешняя ситуация с идеологией в Америке такова, что она перешла эмерджентный порог, увеличив степень своей сложности, что, с точки зрения системы, не всегда является позитивным моментом, и требует нового осмысления, или скорее, перестройки ради, как минимум, удержания ее в рабочем состоянии.
Сегодняшнее послание президента Путина Федеральному собранию, по иным причинам, также представляет своего рода попытку эмерджентного осмысления процессов, происходящих в России и мире, вышедших, отчасти в результате СВО, но не только, на новый уровень сложности. Решение политических, стратегических, экономических задач на этом уровне так, как они решались до того, оказывается не только малоэффективным, но, судя по всему, невозможным.
Если говорить в целом, то эмерджентная идеология — ее необходимость в той или иной форме — свидетельствует в первую очередь об изношенности многих политических инструментов и политического языка, которые мы использовали ранее. Например, возможность мирных переговоров, на которые более чем прозрачно намекал Путин как в своем интервью Такеру Карлсону, так и в послании, уже не воспринимается западными оппонентами как конкретное политическое предложение. В сегодняшней политической системе этот базовый инструмент больше не работает. Он не работает не только потому, что наши оппоненты его «не слышат» или «не прочитывают месседж», а потому что их собственная сложность — политическая энтропия — значительно возросла, и на ее фоне принять путинское политическое предложение никто не может.
Здесь следует не путать модальности: «не может» в значительно большей степени, чем «не хотят». Если его принять, то, с их точки зрения, это бы означало «прогнуться» под Москвой и показать миру, что и в этот раз инициатива исходит из Кремля. При этом слишком активные разговоры за последние два года о том, что Россия угрожает ядерным оружием и готовиться, в случае победы над Украиной, напасть на Европу, о чем среди сонма прочих рассказал министр обороны Германии Писториус, заметно повысили уровень политической энтропии. Европейское общественное мнение в печальном согласии со своими политиками признает угрозу реальной, давая последним зеленый свет на сокращение политического за счет всеобщего чувства войны.
Если война с Россией — декларируемая неизбежность, то речь, понятно, идет о «спасении западной цивилизации» от варварства, что, казалось бы, отсылает к фундаментальному человеческому инстинкту выживания, однако на самом деле заставляет всю систему «мы и они» перейти тот порог эмерджентности, за которым политических инструментов остается все меньше. Эта кажущаяся, инстинктивная простота, при полном отсутствии европейской политической воли, в разы усложняет работу системы, на сегодняшний момент уже не сводимой к составляющим ее элементам. США, Европа, Россия, страны Балтии, Швеция, Финляндия и т. п. более не столько элементы нынешнего политического миропорядка со своими функциями, сколько эмерджентные узлы, связь между которыми — меняющаяся на наших глазах — есть новое качество системы. Объяснять его с помощью старых понятий бессмысленно.
В своем послании Путин сделал попытку, хотя и вполне в классических терминах, будучи, вероятно, ограниченным жанром выступления, сообщить городу и миру о том, что нынешняя эмерджентная идеология, крайне плохо описываемая прежним языком, несет в себе немало двусмысленностей и противоречий. США, задает вопрос президент РФ, «на полном серьёзе собираются обсуждать с нами вопросы стратегической стабильности, одновременно собираясь нанести России стратегическое поражение на поле боя»? Эта и подобные несостыковки, отмеченные в послании, — очевидная новая сложность, которая не решаема на уровне прежнего состояния системы.
Эмерджентная идеология имеет ряд особенностей, которые нельзя игнорировать в силу их нынешнего фундаментального характера: во-первых, она выносит за скобки большую часть прежнего политического инструментария. Как видно из последнего примера, на уровне новой сложности он теряет смысл. Во-вторых, противоборствующие стороны, по разным причинам, оказываются в схожей ситуации именно благодаря усложнившимся связям, адекватное описание которых на данный момент не получается ни у кого. В-третьих, эти связи сами по себе меняют политическую фактуру мира, который становится гораздо менее предсказуем. В-четвертых, и это представляется наиболее неприятным, из этой системы нельзя вернуться на прежний уровень или редуцировать ее к более простым элементам, так как в действительности их просто нет. Выход из ситуации здесь скорее в том, чтобы не пытаться описать эту сложность прежним языком, вчитывая в нее то, чем она не является, а, напротив, начать внутри нее производство новых смыслов.
Аркадий Недель, философ
Источник: https://actualcomment.ru/poslanie-putina-2024-i-emerdzhentnaya-ideologiya–2403010947.html