Обострение внешнеполитической ситуации и отказ западных структур от взаимодействия с российскими учеными актуализирует вопросы строительства «суверенной политологии». Идеи о так называемой «национальной науке» звучали и до текущих событий, но теперь у сторонников строительства политологии в отдельно взятом государстве появились значительно более весомые аргументы. Так можно ли построить «суверенную политологию», а главное — нужно ли это в принципе?
История вопроса
Прежде всего, следует разделить вопрос развития науки на две составляющие: сущностная (наполнение), институциональная (социальный обвес). Каждый российский академический политолог не просто занимается изучением какого-либо вопроса (наполнением) в вакууме, но также функционирует в социальной среде: высшее учебное заведение, академические сообщества, лаборатории, грантовые программы и прочее.
Еще совсем недавно любой разговор о политической науке в России и ее развитии было принято начинать с оговорки, что эта наука «крайне молодая». Часто использовались словосочетания «болезни роста», «этапы становления», «перспективы обретения самостоятельности». В силу того, что окружающая институциональная среда науки была прозрачной и проницаемой, в основном обсуждались сущностные аспекты развития политической науки в России. Какие методологические подходы использовать, какие теоретические рамки наиболее интересны. Стоит ли российским политологам функционировать в фарватере западного исследовательского мейнстрима или необходимо выстраивать собственные школы.
В то время академические каналы коммуникации позволяли любому российскому автору опубликовать приличную работу в уважаемом англоязычном рецензируемом журнале, входящем в мировые индексы. Конечно, и на этот счет в сообществе были споры. Некоторые российские авторы были убеждены в том, что «на Западе можно опубликоваться, только если ругать Россию». Эмпирического подтверждения эти тезисы не находили.
Да, давление актуальной западной политической повестки на тематический спектр академических исследований действительно наблюдалось. И российским ученым не всегда было интересно писать на чуждые или неактуальные для Росси темы. Однако реальных преград, которые бы блокировали академическую активность российских ученых на Западе, не наблюдалось.
С обострением внешнеполитической обстановки после 2014 года постепенно фокус дискуссии внутри сообщества политологов уходит от сущностных вопросов к институциональным. Все чаще звучат предложения о необходимости пересмотра подходов к оценке исследовательской активности, к формированию новых грантовых программ в условиях ухода ряда западных фондов, к пересмотру стандартов обучения студентов-политологов и программ курсов. Да, непосредственно академические вопросы оставались в дискуссии, но отошли далеко на второй план. Важнее стало не то, что изучать, а то, где публиковать, и, что самое главное, — как это оценят непосредственные работодатели.
Идеологическая нагрузка
Если бы дискуссия о перспективах развития российской политической науки так и локализовалась в сугубо хозяйственных спорах, тогда у этого текста не было бы предмета для обсуждения. Однако специфика политологии заключается в том, что субъектам в данной дисциплине, пожалуй, сложнее всего разграничивать свои социальные роли. Да, эта проблема характерна для представителей большинства направлений социо-гуманитарного знания, однако именно политологи наиболее уязвимы. Четко разграничивать академическую и политическую позицию удается не всем.
Иногда это выливается в политизированный пост на Facebook*, который упакован в обертку академического анализа. Иногда — в попытках легитимировать те или иные политические действия академическим инструментарием и языком, тем самом добавляя авторитетности модели. В иные моменты происходит совмещение проблем науки как социального института с проблемами науки как области знания.
Такой (не)осознанный перенос привел к тому, что вопросы суверенизации политической науки как социального института начали влиять и на сущностные аспекты развития науки как области знания. Причем в причудливых формах. Уже реже обсуждаются методология, теория и прочие подходы, и все чаще — тематический спектр новой суверенной политологии и ценностный набор исследований.
Гипотез относительно того, почему происходит такая подмена, много. Сама тема тянет на кандидатскую диссертацию, поэтому здесь нам остается лишь зафиксировать социальный факт и сфокусироваться на более прикладных аспектах — возможно ли строительство суверенной политологии?
Наука всегда глобальна
Предложенный Мертоном подход воспринимать науку как социальный институт позволяет нам обратиться и к одному из его императивов — коммунизму «в том особом смысле, согласно которому институциональные нормы науки делают производимые ею продукты частью общественной сферы, которая является общей для всех и которой никто не владеет единолично». Конечно, это в первую очередь о свободном доступе к знанию, однако этот же императив указывает на простой факт — наука всегда глобальна.
Предположим, что американская политическая наука, которая на данный момент является лидирующей в мире, будет изолирована от общемирового контекста хотя бы на 10 лет. Вероятно, ее не спасет даже то преимущество, с которым она в эту изоляцию входила. Строительство суверенной науки в сущностном ее измерении неминуемо приведет к деградации знании на длинной дистанции. Изоляционизм ведет к формированию провинциальной или туземной науки.
Предложения отказаться от западной политической науки, не следить за работами, подходами и «развивать свое» без оглядки на «другое» в конечном итоге приведут к отставанию отечественной дисциплины и ее зацикленности на самой себе.
Нам здесь не рады
Сторонники суверенной науки могут озвучить несколько весомых аргументов в пользу своей позиции:
- Западные издательства блокируют доступ к своим журналам и не продлевают подписки российским вузам;
- Западные журналы дискриминируют авторов из России;
- Визовые ограничения и логистические издержки затрудняют академическую мобильность;
- Программы сотрудничества вузов и обмены студентов стали практически невозможны;
И они будут правы, все эти негативные проявления действительно влияют на науку. Однако они влияют на науку как социальный институт, и институциональные, а не сущностные контрмеры, конечно, нужны для минимизации этих негативных эффектов. Новые журналы, конференции, грантовые программы на исследования — все эти меры нужны.
Однако сущностный, тематический и методологический изоляционизм не решает вышеперечисленные проблемы. Сегодня существует множество технических инструментов, которые позволяют получать доступ к практически любым публикациям в лучших мировых журналах. Оставаться в исследовательском мейнстриме, находить свои ниши, продвигать свои идеи и подходы, изучать те темы, которые игнорируются западным академическим сообществом и доносить до них результаты этих исследований.
Существующее окно возможностей может быть использовано для самоактуализации российской политической науки, а не ее суверенизации, которая чаще всего интерпретируется как дополнительная самоизоляции в ответ на недружественные действия ряда западных структур.
Наука всегда глобальна, поэтому сценарий самоактуализации вместо суверенизации выглядит куда более привлекательным.
Михаил Карягин, заместитель директора Центра политической конъюнктуры.
Источник: https://actualcomment.ru/chuzhoy-sredi-svoikh-2402121434.html