Ярмо деревянное и стальное
То или иное обращение писателя к библейским текстам вообще, а в «Тихом Доне» в особенности, не является самоцельным. Оно, так или иначе, служит разрешению той или иной художнической задачи. А потому установление того, какую именно художническую и мировоззренческую задачу разрешает писатель, обращаясь к библейскому тексту, и должно быть обязанностью и целью исследователя. Факт такого обращения сам по себе мало о чём говорит и установление его не может быть конечной целью исследования.
Примечательна в этом отношении в «Тихом Доне» личность Бунчука. Это – революционер-агитатор, но происходивший из казаков, что подчёркивалось даже его фамилией – Бунчук. Он убивает офицера Калмыкова. И это – первая жертва братоубийственной войны в романе. Когда при штабе Сиверса организовывается революционный трибунал, творивший крутой суд и расправу над захваченными пленными, он обслуживал нужды этого суда. Потом был направлен на работу в революционный трибунал при Донском ревкоме, став, по сути, палачом. Рьяно и неистово защищал он дело революции, «по необходимости физически уничтожает контрреволюционеров», «истребляет человеческую пакость», «грязь». У него – хотя и нехитрая, но целая «философия» оправдания этого душегубства: «Они нас или мы их. Серёдки нету. Пленных нету. На кровь – кровью. Кто кого… Война на истребление… Убивать их надо, истреблять без пощады! Они нам пощады не дадут, да мы в ней и не нуждаемся, и их нечего миловать. К чёрту! Скребать с земли эту нечисть! И вообще – без сантиментов, раз дело идёт об участи революции». Высшей ценностью для него становится революция.
Во время так называемого Корниловского мятежа на Петроград были двинуты казачьи части, – 3-й конный корпус и Туземная дивизия, якобы на подавление рабочих волнений. Бунчук был послан в их среду для агитации, чтобы остановить во что бы то ни стало продвижение казачьих частей на Петроград.
Казаки, повидавшие много разных агитаторов, относятся к нему с доверием, так как он, вроде бы, свой – из казаков: «Мы слухать – слухаем, а веры им дюже не даём. Чужой народ. Может, они нас под монастырь надворничать ведут, – кто их знает? Откажись, а Корнилов черкесов направит – и вот опять кроворазлитие выйдет. А вот ты – наш, казак, и мы тебе веры больше даём…». Он твёрдо знал, что задержит эшелон в Нарве. Но для этого нужен был особый язык агитации, ведь это были его земляки, казаки, и «требовался иной, полузабытый, черноземный язык, ящериная изворотливость». То есть, Бунчук очень тщательно готовится к этой агитационной акции. Тут никаких случайностей, непредвиденностей не должно было быть. В ходе этой агитации и происходит сцена, вскрывающая истинный смысл происходящего. Причём, помимо воли самого Бунчука.
Он обращается к казакам с такой речью: «В Петрограде вам делать нечего. Никаких бунтов там нет. Знаете вы, для чего вас туда посылают? Чтобы свергнуть Временное правительство… Вот! Кто вас ведёт? – царский генерал Корнилов. Для чего ему надо спихнуть Керенского? – чтобы самому сесть на его место. Смотрите станичники! Деревянное ярмо с вас хочут скинуть, а уж ежели наденут, так наденут стальное!» И тут Бунчук, как видим, вроде бы вдруг, для пущей убедительности, обращается к библейской притче о деревянном и железном ярме.
Напомню смысл этой притчи, как она изложена в книге пророка Иеремии. Когда «дом Израилев», народ отпадает от Бога, то отпадают все – и князья, и цари, и пророки, и священники: «Как вор, когда поймают его, бывает осрамлен, – так осрамил себя дом Израилев: они, цари их, князья их, и священники их, и пророки их» (2: 26) «Ибо от малого до большого, каждый из них предан корысти, и от пророка до священника – все действуют лживо» (6: 13). Тогда и появляются пророки, пророчествующие от себя, ложно, которых Господь не посылал.
Попутно отмечу, что в наше время, вроде бы, «возвращения к вере», не было усвоено именно это библейское положение. Материалистическое сознание, несмотря на свою беспомощность и ища своего сохранения и продолжения в обществе, представило дело так, что наша земная Церковь не претерпела всеобщего отпадения от Бога и сохранилась в своей первозданности. И она сама была представлена всего лишь, как общественный институт, наряду с другими, а не в своём истинном значении «посредника» между Богом и человеком…
Итак, бывают пророки, которые пророчествуют ложно. Таким пророком в книге пророка Иеремии является Анания. Он вознамерился даровать свободу пророку Иеремии, освободить его от тягот жизни, снять с него ярмо лишений и невзгод: «Тогда пророк Анания взял ярмо с выи Иеремии пророка и сокрушил его» (28: 10). На что было слово Господне к Иеремии о том, что на самом деле сделал Анания: Господь же сказал, что Анания не освободил Иеремию и наоборот, ещё больше его закрепостил. Он снял с него ярмо деревянное, а заменил его ярмом железным: «Иди и скажи Анании: так говорит Господь: ты сокрушил ярмо деревянное – и сделал вместо него ярмо железное» (28; 13). В этом убеждается и пророк Иеремия, говоря Анании: «И сказал пророк Иеремия пророку Анании: послушай, Анания, Господь тебя не посылал, и ты обнадеживаешь народ сей ложно (28:15). Железное ярмо – это значит неволя, «железное ярмо возложу на всех этих народов, чтоб они работали Навуходоносору, царю Вавилонскому, и они будут ему служить» (28:14).
Обращает на себя внимание обстоятельство, наталкивающее на размышления: почему М.А. Шолохов вместо библейского ярма железного пишет о ярме стальном? Вполне возможно, что это являлось тонким намёком на то, что наступившие революционные времена являются ещё более жестокими, чем библейские, не железными, а стальными… Заменяя ярмо «железное» на «стальное» в устах революционного агитатора Бунчука, мы не знаем какое именно значение придавал этому автор. Но у нас нет никаких оснований полагать, что это ничего не значило, что это простая описка. Итак, притчу о библейском ярме вспоминает революционный агитатор из казаков Илья Бунчук. Он обещает освободить казаков и от ярма Корнилова, и от ярма Временного правительства. И взамен обещает им дать революционную свободу. Значит Бунчук в тексте «Тихого Дона» уподобляется ложному пророку Анании, которого Господь не посылал, и который, может быть, и не преднамеренно обманывает истинного пророка Иеремию. Коль Бунчук обещает казакам независимость и свободу, то есть сокрушить их ярмо, есть полные основания уподобить его лжепророку Анании. Он делает то же самое, что делал Анания – пророчествовал ложно и напрасно обнадёживал людей…
Уподобляя революционного агитатора Бунчука ложному пророку Анании, которого Господь не посылал, М.А. Шолохов тем самым говорит о том, что революционное дело его неправедно, и вопреки обещаниям, на этом варварском пути он не только не освобождает людей от ярма, то есть от несправедливости, а уготовляет им ярмо ещё более тяжкое… Его революционное дело ложно и обречено. Иного смысла из этой образной картины в «Тихом Доне» извлечь, пожалуй, невозможно. Впрочем, такова природа всякой и каждой революции в истории человеческой цивилизации. Не являясь величиной положительной и созидательной, она разрушает, повторимся, существующее. Иных задач и целей у неё просто нет.
И когда, выходя из задних рядов, небольшой казак, такой же коренастый, как и сам Бунчук, сказал: «А большевики, как заграбастают власть, какую ярмо на нас оденут?» Бунчук на это ответить ничего не смог, кроме того, что ярмо надевать, мол, будет некому. Как оказалось, в условиях революционного анархизма и беззакония, охотников надеть новое «ярмо» на народ оказалось более чем достаточно.
Самое поразительное и трудновразумительное состоит в том, что Бунчук – сам из казаков, но «жестокость, ставшая символом революционного долга, сожгла в рабочем парне человеческое начало, погасила огонь души, превратив в обугленную головешку» (Н. Федь). Но в этом, пожалуй, нет ничего удивительного. Значит, он уверовал в такого бога, который берёт себе людей «из среды другого народа». А вот почему он отрёкся от своего Бога – вот дилемма, которую вразуметь не так просто…
С первого журнального издания «Тихого Дона» до сороковых годов включительно, Бунчук сопровождал чтение Ленинской статьи казакам своими «пояснениями, которые имеют ключевое значение для понимания внутреннего мира этого исключительного в общем строе романа персонажа: «Рабочие не имеют отечества. В этих словах Маркса глубочайшая правда. Нет и не было у нас Отечества! Дышите вы своим патриотизмом! Проклятая эта земля вас вспоила и вскормила, а мы… бурьяном, полынью росли на пустырях… Нам с вами не в одно время цвесть». Эти жуткие слова с проклятием родной земли «выкрикивает словно в злобном припадке, коренной донской казак, боевой русский офицер, сын глубоко православной матери. Как же, чем же нужно было отравить его душу, чтобы он свою родную землю называл самым, кажется, страшным словом в русском языке – «проклятой» (С. Семанов).
Так как пророк Анания пророчествовал от себя, ложно, Господь удаляет его: «Посему так говорит Господь: вот я сброшу тебя с лица земли, в этом же году ты умрешь, потому что ты говорил вопреки Господу» (28: 16) «И умер пророк Анания в том же году, в седьмом месяце» (28: 17). Так же погибает и Бунчук, не назвав своей фамилии, без имени. То есть, оставшись не внесённым в Книгу Бытия. Тем самым автор говорит о том, что дело его обречено.
Примечательно, что идеологическую и политическую марксистскую мотивацию поведения Бунчука, согласно которой он отрекается от отечества и проклинает родную землю, писатель опускает в последующих изданиях романа, оставив только библейскую. Видимо потому, что считал последнюю первопричинной, а значит более глубокой, важной и убедительной.
Революционный пророк пророчествовал ложно и напрасно обнадёживал людей, так же, как и пророк Анания, которого Господь не посылал. Об этом говорит Григорий: «Спутали нас учёные люди. Господа спутали. Стреножили жизню и нашими руками вершат свои дела». Об этом говорится в книге пророка Иеремии: «Народ мой был как погибшие овцы, пастыри их совратили их с пути, разогнали их по горам; скитались они с горы на холм, забыли ложе свое» (50; 6). «Господа» в устах Григория и «пастыри» в книге пророка – суть одно и то же. Из этого вовсе не следует, что М.А. Шолохов одобрял или отрицал революцию. Таким образом он говорил о том, что всякая революция есть великое бедствие для страны и народа, преодолеваемое большой духовной работой и созидательным трудом народа. Автор «Тихого Дона» сказал о том, что такой варварский, революционный способ установления справедливости, есть смена одного ярма на другое, одного зла, на другое, как и сказано о том в книге пророка Иеремии: «Усиливаются на земле неправедно; ибо переходят от одного зла к другому, и Меня не знают, говорит Господь» (9: 3).