Замдиректора ИМЭМО РАН имени Примакова Станислав Жуков рассказал о климатических рисках, способных вызвать кризис.
В мире происходит много непредсказуемых событий. Глобальные, по теории Насима Талеба, называют “черным лебедем”; события маловероятные, но все же предсказуемые, объясняют прилетом “серого лебедя”. Однако политические “орнитологи” нашли еще одну разновидность – “зеленых лебедей”.
Об этом беседует наш специальный корреспондент Вячеслав Терехов с заместителем директора ИМЭМО РАН им Е.М.Примакова член-корреспондентом РАН Станиславом Жуковым.
Цифры и только цифры
Корр.: Прилетел “зеленый лебедь” – так нередко объясняют последствия природных катаклизмов. Они, правда, редкие и труднопредсказуемые, но все-таки их причины ученые могут предсказать. В частности, в последнее время их считают предвестником краха углеводородной экономики.
Можно предсказать накануне нового года, в какую сторону летит этот “лебедь”?
Жуков: Прежде чем говорить о “зеленом лебеде”, предлагаю обратиться к твердым статистическим фактам. По оценкам Еврокомиссии, в ЕС и еврозоне ВВП в 2023 г. вырастет в пределах статистической ошибки на 0,6%. В десяти странах ЕС, включая Германию, ожидается снижение ВВП. В 2024 г. экономический рост в ЕС, исключая Швецию, перейдет в зону положительных значений, но составит менее 2%. В 2024 г. в Германии рост ВВП не превысит 1%, причем для поддержания даже таких низких темпов роста потребуется в очередной раз отменить “долговой тормоз”: конституционное ограничение на наращивание чистого объема госдолга.
Еще хуже, что в традиционном западноевропейском промышленном ядре все отчетливее проявляются признаки деиндустриализации. Германия, как и Франция, все больше проигрывает глобальную конкуренцию с Китаем в машиностроении и производстве транспортных средств. Еще в середине 2022 г. британский журнал Economist квалифицировал Германию как больного человека Европы, по аналогии с Османской империей середины XIX века.
Куда летит “зеленый лебедь”?
Корр.: Так где “лебедь”?
Жуков: И вот здесь уместно вернуться к “лебедям”. В 2007 г. c легкой руки трейдера и риск-менеджера Насима Николаса Талеба в медийном пространстве утвердилось понятие “черный лебедь”. “Черный лебедь” становится сюрпризом для всех и может быть осмыслен только после того, как сам он объявился.
В 2020 г. эксперты Банка международных расчетов в Базеле ввели в широкий оборот понятие риск “зеленых лебедей”, непредсказуемых и потенциально экстремально разрушительных климатических рисков, способных вызвать системный финансовый кризис. На мой взгляд, самое время расширить трактовку Базеля и признать, что парящий над Европой, особенно западной ее частью, экономически разрушительный “зеленый лебедь” объявился не неожиданно и не случайно, но старательно выращен европейскими политиками и регуляторами. К тому же этот “лебедь” оказался весьма хищной птицей и разрушает не столько финансы, сколько реальный сектор экономики, в первую очередь обрабатывающую промышленность.
Корр.: Вы считаете, что “зеленый лебедь” представляет угрозу не только для углеводородной экономики, а в целом для европейской экономики и промышленности?
Жуков: Да, именно так. Конечно, вялый экономический рост и деиндустриализация вместе с постоянно действующей тенденцией к повышению энергоэффективности экономики работают на снижение спроса на углеводороды. Этому немало способствует и политика стран ЕС по достижению чистых нулевых выбросов парниковых газов. Но и нефть, и тем более природный газ еще долго будут занимать существенные доли в европейском энергопотреблении. Не случайно последние два года многие европейские страны в чрезвычайном режиме строят терминалы по регазификации сжиженного природного газа, а европейские компании и политики подписывают новые контракты на импорт газа с экспортерами в США, Катаре, Норвегии, ОАЭ. Речь идет не об отказе от углеводородов, но о замене поставщиков. Но процесс замены российских нефти и газа создает для европейских экономик серьезные дополнительные трудности и влияет на базовые причины вялого экономического роста.
Все зависит от скорости перехода?
Корр.: Вы объясняете трудности в экономике снижением спроса на углеводороды? Тогда, может быть, причина в недостаточно высокой скорости перехода на возобновляемые источники энергии, как это утверждает Еврокомиссия и нынешнее правительство Германии?
Жуков: Действительно, не обращая внимания на незавершенный энергетический кризис и признаки деиндустриализации, Еврокомиссия и Германия считают, что лучшим и эффективным ответом на энергетический кризис является ускорение энергетического перехода за счет еще более быстрого строительства генерирующих мощностей в солнечной и ветровой энергетике. Замалчивается, что первый ценовой шок в европейской электроэнергетике наблюдался еще в 2021 г. и стал ожидаемым для многих исследователей естественным результатом проводимой последние два десятилетия Еврокомиссией и национальными правительствами политики по созданию рынка электроэнергии с высокой долей новых возобновляемых источников энергии.
Постулировалось, что все это делается с целью снижения оптовых цен на электроэнергию. Игнорировалось (теперь уже подтвержденное практикой) обстоятельство, что развитие новых возобновляемых источников энергии систематически повышает цену электроэнергии и для домохозяйств, и для бизнеса.
Вторая ошибка была сделана в выборе нереализуемого в европейских условиях дизайна газового рынка по североамериканской модели. В отличие от США и Канады, Европа критически зависит от импорта газа, причем собственная газодобыча быстро снижается. “Зеленого лебедя” заботливо вырастили, он вырвался на простор и как все лебеди неопределенности стал сюрпризом для его создателей. Цены на электроэнергию в Европе для населения и промышленности в разы превышают аналогичные уровни в США, Китае, Турции. Глубокий разрыв в ценах, подрывающих конкурентоспособность бизнеса, стал структурным фактором.
В Европе идет поиск внутренних сил для возрождения
Корр.: Насколько затяжными окажутся европейские экономические проблемы?
Жуков: С момента публикации в 1918 и 1922 годах знаменитого двухтомника Оскара Шпенглера “Закат Европы” континент много раз хоронили, но европейские страны находили внутренние силы для возрождения. Европа обладает огромной экономической устойчивостью, запасом общего и специфического человеческого капитала, технологиями и успешными бизнес-практиками. Государственные финансы лидера ЕС Германии в порядке, это единственная страна “большой семерки”, где отношение госдолга к ВВП ниже 100%.
Корр.: Какие сценарии наиболее вероятны для экономики Европы в обозримом периоде?
Жуков: У меня основные опасения вызывают три момента. Во-первых, энергетический переход в Евросоюзе развивается как идеолого-политический натурный эксперимент в расчете на то, что масштабная поддержка государства позволит к концу 2030-2035 гг. создать эффективные рыночные решения для развития поддерживающих переход ключевых технологий. Такой оптимизм не всегда бескорыстно поддерживается эшелонированным медийным, образовательным, экспертно-научным прозеленым лобби. Однако оптимистические ожидания могут и не реализоваться, а страховка отсутствует.
Социально-экономическая цена этого натурного эксперимента уже обернулась снижением темпов роста и расширением бедности, в том числе энергетической бедности. И это при том, что во многих странах энергопереход оплачивает население.
Во-вторых – отсутствие в системе Евросоюза ответственности за ошибочные решения и провалы в экономической политике. Заряженные на форсирование энергоперехода бюрократы могут и далее продолжать экспериментировать в безрисковом для себя режиме. В-третьих, инфантильность европейского бизнеса. За последние два-три десятилетия он приучился развиваться за счет госдотаций, льгот и преференций. К глобальной рыночной конкуренции, которая на глазах обостряется, он готов слабо. И с китайскими конкурентами, и с американскими. И это в то время, как и США, и Китай проводят очень прагматичную и в целом здравую политику энергетического перехода.
Как показывают решения последних месяцев, бизнес в Германии озабочен в основном тем, чтобы продолжать получать господдержку и льготы. В последние недели основная дискуссия в германском бизнесе идет вокруг того, стоит ли ввести для промышленности временную субсидируемую цену на электроэнергию, хотя бы на время?
Поразительно, что не только в научной среде, но даже в бизнесе есть точка зрения, что ценовое субсидирование будет только мешать компаниям трансформироваться в более эффективные структуры. Лучше направить государственные ресурсы на поддержку производств и компаний, за которыми будущее. Например, ускорить развертывание электрозарядных станций для электромобилей, строительство умных электросетей и расширение низкоэмиссионной энергетики. В Европе умная промышленная политика связывается почти исключительно с декарбонизацией и деметанизацией. Именно эти сектора ждут деньги!
Корр.: Может быть, за таким вектором будущее? Пережив болезненную трансформацию, Европа выйдет в мировые промышленные лидеры и будет диктовать миру свои зеленые стандарты?
Жуков: Для такого оптимизма мало оснований. У правительства Германии и некоторых других стран Европы нет иного пути притормозить деиндустриализацию, кроме как ввести субсидирование цен на электроэнергию для промышленности. Но это не приведет к повышению ее конкурентоспособности, а только временно поддержит на плаву. Немецкие автоконцерны проиграли конкуренцию американцам и китайцам в производстве электромобилей. Европейские производители ветряков безнадежно неконкурентоспособны в сравнении с китайскими. Даже для того, чтобы поддерживать свою зеленую промышленность, ЕС придется выстраивать протекционистские барьеры. Рациональная часть европейского бизнеса хорошо это понимает.
Согласно некоторым опросам, почти 60% германских компаний указали на высокие издержки на энергию как на фактор, выталкивающий их из периметра национальной экономики. Почти треть германских компаний изучают возможность переноса хотя бы части производственных процессов в юрисдикции с меньшими издержками на энергию и рабочую силу. К тому же в США эффективный фондовый рынок позволяет компаниям существенно повысить свою капитализацию и за счет этого получить более выгодные условия привлечения кредита. Пока экономики и промышленность ведущих стран Европы находится в ловушке.
А выход из ловушки есть?
Корр.: Картина не совсем мрачная, но все-таки возникает естественный вопрос: выход из этой ловушки кто-то ищет?
Жуков: Естественно. Но при этом одно очевидно – без конкурентоспособной обрабатывающей промышленности претензии Европы на самостоятельный экономический центр современного мира безосновательны.
Корр.: Есть примеры?
Жуков: В последние год – полтора Великобритания, которая исторически всегда отличалась от континентальной Европы большим рыночным прагматизмом, начала демонстрировать слабые попытки выбраться из самими же созданной ловушки. Это один из примеров.
Вот еще. Стоит также отметить, что промышленные перспективы Польши и Венгрии, которые всегда прагматично относились к энергопереходу и подчинили развитие энергетики задаче обеспечения устойчивого и динамичного экономического роста, смотрятся вполне оптимистично.
Источник: https://www.interfax.ru/world/937537