Нынче все горой встали за историческую правду о Великой Отечественной. Стоит задуматься, через какие источники нам эта правда досталась. Из “Воспоминаний и размышлений”, из материалов 20-го съезда КПСС, из хрущевской реабилитации…
Если верить мемуарам маршала Жукова, Западный особый военный округ доложил о начале боевых действий в 22 июня 1941 года в 4 часа 10 минут. То есть, пока Сталин бледнел, недоумевал и глубоко задумывался (по описанию Жукова), командующий ЗапОВО генерал Павлов уже вовсю активничал.
Итоги активности известны: за первые восемнадцать дней боев Великой Отечественной Западный фронт с Пинской флотилией потерял 417 790 человек, в том числе 341 073 безвозвратно. Войска отступили на 600 километров, оставив почти всю Белоруссию. Было потеряно огромное количество вооружения, топлива, боеприпасов, запасов продуктов.
В 1956 году, по указанию Хрущева, готовилась реабилитация Павлова Именно так – еще до выяснения всех подробностей речь шла о реабилитации, а не о проверке уголовного дела. Подбирались документы, которые могли бы подтвердить невиновность Павлова и его команды, и соответствующие свидетели.
О том, как командование округа во главе с Павловым готовило войска ко встрече с противником, расспрашивали, к примеру, бывшего начальника оперативного отдела штаба Западного фронта генерал-майора Фомина.
У самого Фомина история интересная. Как и Павлова, его судили, и 7 октября 1941 года Военная коллегия Верховного суда СССР признала виновными в проявлении преступной халатности в деле подготовки и приведения войск округа в боевую готовность и других воинских преступлениях.
Приговорен к семи годам лишения свободы с лишением всех воинских званий, отбывал наказание в ИТЛ. В октябре 1942 года указом Верховного Совета помилован, восстановлен в звании полковника и назначен на должность начальника штаба 33-го стрелкового корпуса. Судя по высоким наградам, с обязанностями справлялся достойно.
Однако приговор о отношении него не был отменен ни во времена хрущевской массовой реабилитации, ни даже при Горбачеве и Ельцине. Только в медведевскую президентскую каденцию дошла очередь до последних нереабилитированных.
В 2010 году, по инициативе Главного военного прокурора Фридинского, генерал-майор Фомин признан осужденным необоснованно, поскольку добросовестно исполнял свой воинский долг и возложенные на него обязанности.
Так вот, этого “обиженного властью” Фомина реабилитаторы Павлова выбрали в число главных свидетелей. Свидетель показал: в действиях и поступках Павлова как в предвоенный период, так и во время ведения тяжелой оборонительной операции, не было ни вредительства, ни тем более предательства. В то же время Павлову, по словам Фомина, было известно о том, что немцы готовят нападение.
За скобками остался вопрос: готовя войска к отражению нападения, что конкретно Павлов сделал для того, чтобы не растерять силы округа в первые же дни войны?
Бывший командующий 3-й армией ЗапОВО генерал-полковник В.И. Кузнецов в том же расследовании в связи с реабилитацией, показывал:
“В свое время (еще до начала войны) все командующие армиями, в том числе и я, докладывали Павлову о совершенно открытой подготовке немцев к войне…
Тем не менее Павлов за несколько дней до начала войны приказал всю артиллерию округа отправить на артиллерийские стрельбы за несколько сот километров от границы…”
Кузнецов тоже не видел ничего предательского в действиях Павлова и других фигурантов дела: “они просто не сумели овладеть и не справились с обстановкой начального периода войны”.
Почему вообще в процессе реабилитации задавались вопросы и предательстве, непонятно. Приговор Павлову содержал такое обвинение: “Трусость, самовольное оставление стратегических пунктов без разрешения высшего командования, развал управления войсками, бездействие власти”.
Иными словами, в вину Павлову в окончательном виде вменен именно тот факт, что он не справился с обстановкой. К слову, он и сам на следствии и суде часто говорил о своих действиях: “допустил преступное бездействие”, “допустил преступную ошибку… бездеятельность… беспечность”.
Тем не менее показания свидетелей учитывались в таком ключе, которые и нужен было реабилитаторам. И реабилитация состоялась.
Можно сколько угодно искать причины разгрома Западного фронта в иных сферах, но по факту генерал Павлов после нападения не сделал ничего для предотвращения развития событий по худшему сценарию.
Войну ждали. 5 мая 1941-го Сталин, выступая в Кремле, на выпуске слушателей Академии Красной Армии, подавляющую часть речи посвятил германской армии, По смыслу речи понятно – главным противником в будущей войне будет именно Германия.
Но несмотря на явную угрозу войны, жесткая дисциплина в войсках ЗапОВО не наблюдается. Вплоть до 22 июня не прекращались отпуска офицеров. Многие части находились на учениях, лишь незначительное число командиров накануне войны были переведены на казарменное положение. Сам Павлов вечером 21 июня проводил досуг в театре.
После освобождения Бреста в 1944-м, в казематах Брестской крепости была найдена надпись, выцарапанная одним из защитников: “Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина. 20 июля 1941 г.” О подвиге Брестской крепости снимались фильмы и писались книги. Но авторы не ставили вопрос – как получилось, что бойцы и командиры оказались запертыми в крепости?
Да и кому задавать вопрос, если Павлов из труса, стараниями Хрущева, превратился в невинную жертву сталинского произвола. Материалы дела были засекречены, и никто не вспоминал о том, что Павлов не выполнил предвоенные директивы (13-18 июня) о повышении боевой готовности и о начале выдвижения частей к границе.
В результате – гибель в Бресте трех дивизий, развал фронта, сдача Минска. В большинстве районов вторжения советские части были застигнуты врасплох. Только одна 22-я танковая дивизия, дислоцировавшаяся в Южном городке Бреста, при выходе из него потеряла большую часть танков, свыше 50% автомобилей, все запасы боеприпасов и 20% личного состава. Фактически лишились управления штабы 14-го механизированного и 28-го стрелкового корпусов.
Особенно большие потери понесли 6-я и 42-я стрелковые дивизии. В первые же часы войны было выведено из строя до 50% войск, находившихся в Брестской крепости.
На следствии и в заседании суда Павлов менял показания. Сначала утверждал, что дал команду на вывод частей из Бреста в ночь на 22 июня. Потом “вспомнил”, что такой приказ дал еще 15 июня.
“Мною был дан приказ о выводе частей из Бреста в лагеря… и было приказано к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста.
Я этого приказа не проверил, а командующий 4-й армией Коробков не выполнил его, и в результате 22-я танковая дивизия, 6-я и 42-я стрелковые дивизии были застигнуты огнем противника при выходе из города, понесли большие потери и более, по сути дела, как соединения не существовали”.
В суде Павлов снова изменил показания – отдал приказ в начале июня…
Еще раз вернусь к мемуарам Жукова и времени 04-10, когда, по словам маршала, генерал Павлов доложил в Кремль о начале боев.
Если же обратиться к документам, то лишь в 05-25Военный совет фронта направил командующим 3-й, 10-й и 4-й армиями директиву: “…поднять войска и действовать по-боевому”. В это время германские танковые колонны уже вовсю давили гусеницами расположения наших частей.
Непосредственно перед вторжением, в тыл нашим войскам были заброшены диверсанты, которые нарушали связь, перехватывали и убивали делегатов связи. Штаб фронта сразу же лишился устойчивой связи с армиями. Отсутствие связи командования с подчиненными силами фактически парализовало руководство боями.
Первое донесение от командующего 4-й армией поступило в 6-40: “Противник начал обстрел крепости Брест и района города Бреста. Одновременно противник начал бомбардировку авиацией аэродромов Брест, Кобрин, Пружаны. К 6.00 артиллерийский обстрел усилился в районе Бреста. Город горит. 42, 6 и 75 сд (и 22 и 30 тд) выходят в свои районы; о 49 сд данных нет…”.
В итоге Павлов, находящийся в 300 километрах от линии фронта, днем 22 июня смутно представлял себе ситуацию. Неизвестность, неточная информация, неразбериха и паника стали главными особенностями в управлении войсками Западного фронта в первый день войны. НЕ случайно для выяснения обстановки к Павлову вылетели маршалы Б.М. Шапошников и Г.И. Кулик, генералы В.Д. Соколовский и Г.К. Маландин.
К вечеру первого дня войны германские войска достигли значительных успехов. Начавшие выдвижение на исходные позиции советские дивизии неожиданно оказывались лицом к лицу с наступавшими в развернутом порядке соединениями врага, вступая во встречные бои по частям, разрозненно.
При всем этом поздно вечером 22 июня Павлову нужно было выполнять директиву № 3, готовить контрудар в районе Гродно. Южному крылу фронта (4-й армии) ставилась задача начать наступление с 5 часов утра 23 июня с целью уничтожения противника восточнее Буга и занятия Бреста.
Небоеготовое состояние частей не давало шансов на успех. Уже на этапе сосредоточения возникли неразрешимые проблемы, которые привели к поражению. Неподготовленное наступление, да еще при господствующей в небе авиации противника, было обречено на провал.
На южном фланге Западного фронта 23 июня 14-й мехкорпус 4-й армии также контратаковал противника, и даже смог продвинуться на несколько километров к Бресту, но силы были неравны, и наступление быстро выдохлось. Не добившись существенных результатов, советские войска понесли огромные потери. Мехкорпуса фактически потеряли свою ударную силу. Так, в 11-м мехкорпусе из 243 танков осталось полсотни.
На допросе Павлову предъявили факт: “Только на участке, которым командовали вы, немецкие войска вклинились глубоко на советскую территорию”.
Павлов отвечал так: “Основной причиной быстрого продвижения немецких войск на нашу территорию являлось явное превосходство авиации и танков противника. Кроме этого, на левый фланг Кузнецовым (Прибалтийский военный округ) были поставлены литовские части, которые воевать не хотели. После первого нажима на левое крыло прибалтов литовские части перестреляли своих командиров и разбежались.
Это дало возможность немецким танковым частям нанести мне удар с Вильнюса. Наряду с этим потеря управления штабом 4-й армии Коробковым и Сандаловым своими частями способствовала быстрому продвижению противника в бобруйском направлении, а невыполнение моего приказа командующим 10-й армии генералом Голубевым о производстве удара на Брянск 6-м мехкорпусом с целью разгрома мехгруппировки противника, после чего войти в мое распоряжение в районе Волковыска, лишило меня возможности иметь надлежащую ударную группу”.
В общем, все вокруг виноваты. Персональную винув прорыве фронта Павлов не признал, хотя, по его же словам, основные части округа к военным действиям были подготовлены, распоряжение о выступлении получил вовремя.
На суде Павлов снова видоизменил показания: “Я признаю себя виновным в том, что директиву Генерального штаба РККА я понял по-своему и не ввел ее в действие заранее, то есть до наступления противника. Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверили, что все в порядке, и мне было приказано быть спокойным и не паниковать. Фамилию, кто мне это говорил, назвать не могу.”
Впрочем, фамилию “успокаивающего” он все же называл следователю – Тимошенко. Уж как потом Тимошенко объяснялся с руководством, истории неведомо…
Минск, 1941 год.
Отдельно суд разбирался с причинами невыполнения приказа Комиссара обороны Союза ССР от 19 июня 1041 года “О маскировке аэродромов, воинских частей и важных военных объектов округов”. Приказ запрещал скученное и линейное расположение самолетов на аэродромах и предписывал рассредоточить и замаскировать расположение самолетов, чтобы обеспечить их полную ненаблюдаемость с воздуха.
“Я целиком доверил на слово рассредоточение авиации по полевым аэродромам, а на аэродромах по отдельным самолетам, не проверил правильность доклада командующего ВВС Копца и его заместителя Таюрского, допустил преступную ошибку, что авиацию разместили на полевых аэродромах ближе к границе, на аэродромах, предназначенных для занятий на случай нашего наступления, но никак не обороны.
В результате таких действий в первый же день войны авиация понесла огромные потери, не успев подняться в воздух из-за краткости расстояния от госграницы до аэродрома.”
Опять же, виноваты подчиненные – Копец и Таюрский. А еще летчики, которые, по словам Павлова, не имели опыта полетов в ночное время…
Уже 26 июня танковая группа Гота подошла к Минскому укрепрайону и завязала бои за город. На следующий день дивизии 4-й и 9-й немецких армий соединились восточнее Белостока, окружив значительную часть отступавших к Минску соединений 3-й и 10-й советских армий. На юге 2-я танковая группа Гудериана, преодолевая все более слабеющее сопротивление 4-й армии, 25 июня форсировала реку Щара и двинулась на Минск и Бобруйск.
28 июня противник начал штурм Минска, и в 16 часов танковая группа Гота ворвалась в него. На следующий день в город вошли танки Гудериана, замкнув, таким образом, еще одно кольцо вокруг 3-й и 10-й армий Западного фронта. Вне кольца остались лишь часть соединений 13-й армии и отчаянно сражавшиеся на Березине остатки 4-й армии…
Немцы в Белоруссии.
Последнее, что сделал Павлов для родной Красной Армии – оговорил Кирилла Афанасьевича Мерецкова: “Для того чтобы обмануть партию и правительство, мне известно точно, что Генеральным штабом план заказов на военное время по танкам, автомобилям и тракторам был завышен раз в 10.
Генеральный штаб обосновывал это завышение наличием мощностей, в то время как фактически мощности, которые могла бы дать промышленность, были значительно ниже… Этим планом Мерецков имел намерение на военное время запутать все расчеты по поставкам в армию танков, тракторов и автомобилей».
Вероятно, Мерецков был под подозрением в связи с “делом Тухачевского”, а после таких показаний ему и вовсе пришлось несладко.
С самого же генерала Павлова первоначальные обвинения в предательстве были сняты...
Источник: https://dzen.ru/a/Y3OO8bkIImguGyc_