Еще совсем недавно «культура отмены» была для нас модным западным веянием, к которому, как и к большинству новейших западных веяний, мы относились как минимум с изрядной долей скепсиса. Конечно, и у нас нашлись упертые, для которых всё западное – божья роса: мол, если там происходят какие-то странные и непривычные вещи – значит, надо как следует разобраться, и тогда выяснится, что всё это делается токмо ради расширения и углубления прав и свобод, как бы нам ни казалось обратное.

Были и свои подражатели на русской почве – например, феминистки, которые решили в подражание движению MeToo пощупать статусных российских мужчин на предмет харассмента, но обломались уже на депутате Леониде Слуцком и быстро свернули свои попытки.

Но с началом СВО «культура отмены» пришла к нам по-настоящему, уже не как привозное, а как родное, автохтонное явление. Можно сказать, возникла спонтанно как общественная реакция на события. И вот мы уже сами отменяем или пытаемся отменить писателей и артистов, жалуемся, что они никак не хотят отменяться, возмущаемся тем, что отменяют не тех, а также отмечаем, что далеко не всегда сами отменители выглядят симпатичнее отменяемых.

При этом, как показывают история с «голой вечеринкой» и «дело писателей», развернутое пранкерами Вованом и Лексусом, путь от общественной реакции в соцсетях до реальных действий по отмене засвеченных персонажей становится всё короче. В то время как Иван Ургант, карьера которого была поставлена под вопрос в самом начале СВО, долго находился в подвешенном состоянии, Борис Акунин, выведенный на чистую воду в середине декабря прошлого года, уже попал под заочный арест.

Всё это, конечно, вызывает беспокойство у тех, кто боится быть следующим. Литературный критик Галина Юзефович, например, пишет у себя в Telegram: «Наши запреты писателей принято соотносить с западной культурой отмены – дескать, вот у них Джоан Роулинг отменяют, а у нас вот Улицкую. Общество негодует. На первый взгляд, даже есть черты сходства. Но это сходство абсолютно поверхностное, формальное. Культура отмены на Западе – кривой, косой, местами абсолютно уродливый механизм общественного контроля. Общество реально бойкотирует какие-то объекты по этическим соображениям… Наша «культура отмены» – механизм контроля властного, государственного, не имеющего никакого отношения к мнению общества».

В основе подобных суждений лежит принципиальное сомнение в том, что общество у нас существует вообще. По крайней мере, общество пророссийское, прогосударственное. Дескать, на самом деле разыгрывается нехитрая комбинация: некие «общественники» посылают государству им же самим заказанный «сигнал», а оно уже применяет меры воздействия. Общество же как таковое тут якобы ни при чем, ведь люди по-прежнему покупают книги авторов, которых активисты призывают к ответу.

Но ведь на Западе общество тоже никого не отменяет. И Кевина Спейси за домогательства, и Милоша Биковича за пророссийскую позицию отменили не зрители; зрители по-прежнему смотрели бы фильмы с их участием. Их отменили институции – кинокомпании, телесети и т. п. Можно сколько угодно говорить, что это не государственные институции, но это институции властные. Все мы слышали термин deep state – глубинное государство. Так вот это оно и есть. Но и то государство, которое лежит на поверхности, вполне себе участвует в акциях по отмене. Вспомним, сколько нервов американское государство в лице судебной власти попортило Джонни Деппу и тому же Кевину Спейси, а Харви Вайнштейна вообще на 23 года посадили. Тем более излишне говорить о роли правительств в отмене всего российского; в Эстонии, например, дело дошло до отмены и высылки целого православного митрополита.

То «общество», которое продвигает «культуру отмены» на Западе – это даже не меньшинство, а «меньшинство меньшинств». Если это «меньшинство меньшинств» и занимается каким-то общественным контролем, то это контроль за исполнением тех политических установок, которые уже заданы государством. Именно поэтому его пожелания так легко сбываются, а бороться с его давлением так нелегко.

Кто же у нас в России составляет «коалицию бойкота»? Есть, конечно, и маргинальные организации, но основа у этого общественного движения иная, и она неизмеримо шире.

Напомним, что у нас 600 тыс. человек на фронте. Одни только их ближайшие родственники – родители, дети, жены, братья и сестры – это еще три-четыре миллиона человек. И еще миллионы помогают фронту своим трудом и своими деньгами. И у всех этих людей присутствие в публичном пространстве таких персонажей, как Людмила Улицкая, Борис Акунин или солисты «Би-2», вызывает не какую-то вялую антипатию, а чувство куда более сильное. Этих людей, наверное, всё равно можно назвать меньшинством, но, в отличие от феминисток или трансгендеров, это сегодня то меньшинство, на которое опирается жизнь страны. И оно имеет право быть услышанным.

Есть и сущностное различие между «культурой отмены» у них и у нас. На Западе кампании отмены, как правило, используются для слома традиционных структур сознания. Например, праздное недовольство незначительной группы трансгендеров правительства используют как дубинку против большинства, которое держится за самоочевидную и естественную традицию.

В России же «культура отмены» – это фактически движение за нормализацию. За возвращение к норме и устранение явных аномалий. Нельзя же назвать нормальной ситуацию, когда в воюющей стране перед человеком закрываются двери на том основании, что он патриот, в то время как другие люди благоденствуют, публично кичась тем, что поддерживают противника. И если либералы жалуются, что этому движению помогает государство, то пусть они вспомнят, когда и как возникло их господство в культурной сфере. Господство это берет начало в 1990-е годы, когда государство было за них, хотя они его и тогда покусывали. И я не вижу особой несправедливости в том, что сегодня государству надоело заниматься мазохизмом.

Конечно, отменой наиболее наглых противников страны болезни нашей культуры не лечатся. Это средство не столько для оздоровления культурного поля, сколько для элементарной защиты чести нашего народа. Настоящее культурное строительство у нас еще впереди, ведь образующиеся пустоты нужно будет заполнить новыми, качественными книгами, песнями, спектаклями.

И. Караулов

What is the difference between the Russian and Western “cancellation cultures”

 We have 600 thousand people at the front. Their closest relatives are another three to four million people. And millions more are helping the front with their labor and their money. And for all these people, the presence in the public space of such characters as Lyudmila Ulitskaya, Boris Akunin or the soloists of “Bi-2” causes not some kind of sluggish antipathy, but a much stronger feeling.

I. Karaulov

Источник:https://vz.ru/opinions/2024/2/18/1252149.html

Поделиться в социальных сетях

Добавить комментарий

Авторизация
*
*
Регистрация
*
*
*
Генерация пароля