В Первую мировую, как и в период СВО, высшее военное командование России не было готово к войне. В кампании 1915 г., несмотря на упорное сопротивление и героизм солдат и офицеров, русская армия продемонстрировала свою слабость. Представление французов о русской армии, которая подобно паровому катку помчится на Берлин, сметая всё на своем пути, оказались, мягко говоря, преувеличены. Союзники стали обращаться с Россией более бесцеремонно.
В этой тяжёлой обстановке в августе 1915 г. Николай II принял решение лично возглавить войска, отстранив от должности верховного главнокомандующего – своего дядю великого князя Николая Николаевича. Это было тем более странно, что Николай Николаевич разбирался в военном деле лучше остальных Романовых (хотя выдающимся стратегом его тоже назвать нельзя). Но вот император не разбирался в этом вообще и немало сделал для снижения боеспособности армии. Так, принятая программа строительства российского военного флота не укрепила, а ослабила военную мощь России в преддверии Первой мировой войны. Император Николай, выстраивая широкую судостроительную программу, исходил из реалий Русско-японской войны, в то время как основные противники России – Германия и Австро-Венгрия – имели протяженную сухопутную границу с Россией и основные боевые действия развернулись на суше (в годы Первой мировой российский флот вообще не участвовал в морских сражениях, подобных тем, которые были в Русско-японскую войну). Увлечение Николая маринизмом резко отрицательно сказалось на финансировании сухопутных войск, соответственно – на их вооружении, снабжении и боевой подготовке. А между тем именно на сухопутные ТВД пришлось более 90% всех видов боевых действий в ходе войны. ВМФ играл исключительно вспомогательную роль.
Между тем, страна была не готова к войне не только в идеологическом и военном, но и в материально-техническом отношении. Запас боеприпасов (в первую очередь снарядов) был рассчитан неверно и благодаря невиданной ранее интенсивности военных действий был израсходован за полгода. Правительство кинулось закупать оружие за границей, но союзники не спешили предоставлять русским всё необходимое, в том числе потому, что нуждались сами (надо признать, что за исключением кампании 1915 г., основным фронтом для немцев всё же был Западный и основные усилия Германия предпринимала против Франции). Оружие и боеприпасы России исправно поставляли в основном японцы, но и их катастрофически не хватало.
Начальник Главного артиллерийского управления генерал А.А. Маниковский утверждал, что необходимый для армии запас снарядов на складах был накоплен только летом 1917 г., и то лишь потому, что в условиях революционного развала армия практически перестала воевать и расход снарядов на фронте составлял 10-12% от норм 1916 г. По большому счёту, мобилизация промышленности в годы войны так и не была проведена.
Катастрофическим было положение и с амуницией, и со снабжением армии. Не хватало шинелей и обуви, самой изнашиваемой и трудно заменимой части обмундирования. По воспоминаниям командующего Западным фронтом А.Е. Эверта, даже в ноябре 1916 г., когда положение со снабжением несколько выправилось, у 32% солдат на фронте обувь была непригодного состояния, а ещё 24% солдат не имели обуви совсем. Воровство и нераспорядительность в тыловом ведомстве вошли в пословицы. При этом тыловые ведомства были раздуты и во много раз превосходили аналогичные структуры союзников.
Закупки иностранного вооружения и предметов снабжения, кроме разнобоя в калибрах, привели к гораздо более тяжёлому последствию – росли финансовая зависимость и долг России перед западными демократиями, которые охотно втягивали царское правительство в кабалу. В итоге к моменту Октябрьской революции внешний долг России составлял 12,5 млрд. руб., в то время как в довоенном и успешном 1913 г. годовой бюджет составил 6814 руб. В итоге страна стояла на пороге полной потери экономической, а в перспективе и политической независимости.