Идеологические сражения нового века
В современном мире все большее значение приобретают вопросы «мягкой силы». Новый век начал свой реальный отсчет с пандемии коронавируса в 2020 г., которую многие называют инфодемией по воздействию на общественные процессы. Человечество все дальше отходит от паттернов XX века (и даже возобновление холодной войны идет совершенно на иных принципах и на другом витке спирали), а существующие тренды говорят о стремительно возрастающей роли информации (и ее подачи) в жизни каждого жителя планеты. Распространение информационных технологий, растущий разрыв в мировоззрении поколений, усиление ценностного компонента, ориентация бизнеса на существование в условиях «экономики впечатлений» усиливают важность гуманитарного сотрудничества, использования невоенных методов для продвижения актуальной для страны повестки.
Ключевые битвы сегодня идут не на полях сражений, а в новостных лентах, в метавселенных социальных сетей, в сообществах, объединенных частным интересом к какой-то тематике и дающих четкое чувство идентификации «свой-чужой», т.е., по сути, в сознании людей. Факты в условиях информационного шума проходят через искажение множественных восприятий, теряют свою ценность, тонут в потоке интерпретаций, в т.ч. через призму идеологии, а на первый план выходят вопросы доверия и технологии манипулирования общественным сознанием. В мире, где новость живет один день (а то и меньше) большинству пользователей некогда разбираться в правде с историей о малазийском «Боинге», «Новичке» или событиях в Донбассе. Работает первая система мышления (по классификации Нобелевского лауреата Даниэля Канемана [1]), когда в ход идут шаблоны и стереотипы, базирующиеся на глубинных представлениях о «правильном-неправильном». Именно это должно стать объектом воздействия для эффективного распространения важных для той или иной страны смыслов.
Исповедуемый многими марксистский подход о бытие, определяющем сознание, разбивается о реальность, в которой экономические вопросы становятся заложниками политических решений. Ярким примером этому может служить, в частности, невыгодные большинству бизнеса и государственных бюджетов «пакеты» санкций западных стран в отношении России. Более того, такой ценностный, идеологический подход в последние годы прошел этап институционализации, закрепления в концептуальных документах большинства европейских стран и США. Эта индоктринация делает его практически неуязвимым к изменениям конъюнктуры — кто бы из политиков ни пришел к власти, государственная машина с ее бюджетами и людскими ресурсами будет двигаться по выстроенным рельсам стратегического планирования. И именно этот подход коллективный Запад сегодня системно и мощно транслирует на большинство государств планеты.
Именно поэтому в современных условиях, учитывая специальную военную операцию, которую проводит Россия, так важно развитие инструментов «мягкой силы». Российская Федерация, ведущая на Украине «битву добра со злом» в лице коллективного Запада, просто не может игнорировать «поля ментальной войны», на которых ее успехи в других странах пока весьма скромны.
Казалось бы, российская гуманитарная политика должна дать достойный ответ на этот вызов, особенно учитывая амбиции России как одного из влиятельных центров многополярного мира, одной из «первых скрипок» в концерте великих держав. Впрочем, даже если смотреть на международные отношения через призму биполярного противостояния Китая и США, «мягкая сила» должна стать инструментом маневрирования и ресурсом для наращивания политической капитализации игроков второго плана. Однако в реальности этого не происходит — гуманитарное влияние и вопросы продвижения положительного (или объективного, как отметил министр иностранных дел России [2]) образа России за рубежом находятся вдали от приоритетов государственной политики. Раздуваемая западными СМИ идея «русской пропаганды» имеет мало общего с реальностью, принимая во внимание объективные ресурсы большинства субъектов в этой сфере. Отсутствие «политического заказа» ведет к минимизации бюджетных средств, выделяемых на это направление. А дефицит координации усилий различных ведомств и четкого целеполагания по каждому из магистральных направлений «мягкой силы» приводит лишь к распылению и без того скромных финансовых возможностей.
Трудности целеполагания и координации российской «мягкой силы»
Следует начать с того, что несмотря на продолжительные дискуссии последних 20–25 лет, Москве так и не удалось сформулировать для мира понятный и привлекательный образ будущего [3], являющийся альтернативой западной или китайской модели. Страна традиционно была сильна в определении «красных линий» и четком и аргументированном формулировании моментов, которые не устраивают РФ как мировой центр силы, говоря дипломатическим языком, российских «озабоченностей». При этом основной акцент был сделан на сохранении достижений прошлого, противодействии их обесцениванию и выстраивании твердой логической цепочки преемственности величия — от Российской Империи к СССР и современной России.
При этом, глядя на стремительное омоложение населения в целевых для РФ динамично развивающихся странах Африки, Азии, Южной и Центральной Америки, которые и будут определять демографические, экономические и социальные процессы во второй половине XXI века, очевидно, что такой подход требует корректировки. Большинство этих слоев хотят смотреть на Россию как на страну возможностей и четко понимать, чем она может быть полезна для их карьерного развития и благополучия, какой «модный» культурный продукт (где в современную оболочку могут быть «упакованы» вполне традиционные духовно-нравственные ценности) она может предложить. Нарушивший логистические цепочки и человекопотоки COVID-19, а за ним и глобальный продовольственный, энергетический и финансовый кризис, вызванный противостоянием России и Украины и последовавшими санкциями, не остановил процессов глобализации. Поиск национальных решений мировых проблем, особенно заметный во время пандемии, не стал панацей, а лишь ускорил обветшание традиционных институтов (от ООН до национальных систем государственного управления [4]) и переход на новый технологический уклад (основной пик которого придется на 2030–2040-е гг. [5]). В этой «глобальной деревне» успешность достигается умением «нравиться», не быть, а казаться, не делать, а использовать грамотный сторителлинг о своих делах; активно использовать не только аналоговые, но и цифровые инструменты для достижения поставленных целей, демонстрировать устремленность в будущее.
К счастью, в последние пару лет начали закладываться основы концептуальных подходов к формированию такого образа России. Значительную ясность внесли обновленная Стратегия национальной безопасности РФ, впервые открыто сформулировавшая 17 ценностей многонационального народа нашей страны [6], Основы госполитики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей [7], Концепция гуманитарной политики [8], новая Концепция внешней политики России. Речь идет, в числе прочего, о государстве, которое привержено «принципам равенства, справедливости, невмешательства во внутренние дела других государств», готово к «взаимовыгодному сотрудничеству без предварительных условий», признает «национальную и культурную идентичность, традиционные духовно-нравственные ценности величайшими достижениями человечества и видит их основой для последующего благополучного развития человеческой цивилизации» [9]. Важным идеологическим механизмом стала президентская платформа «Россия — страна возможностей», охватывающая своими проектами самые разные целевые аудитории и наглядно показывающая, чем живет и чем гордится российское общество.
Следующим шагом должна стать трансляция наработанного контента и смыслов на зарубежную аудиторию. Однако для того, чтобы она превратилась в реальное влияние, необходимо четко обозначить ориентиры второго уровня, осуществить каскадирование целей, переведя реализацию миссии и видения в прикладную плоскость. Такое целеполагание должно быть основано на понимании эффективности долгосрочных (5–10 лет) усилий и концентрации весьма ограниченных ресурсов на точно сформулированных приоритетных направлениях и результативных, а не процессных ключевых показателях.
Необходима четкая увязка с национальными целями развития. Например, с целью «возможности для самореализации и развития талантов», которую необходимо транслировать за рубежом для создания объективного представления о современной России (а также для достижения показателей внутри страны, включающих развитие научного, образовательного и культурного потенциала, волонтерского движения и др.). Или с целью «Достойный, эффективный труд и успешное предпринимательство», которая предполагает усиление притока инвестиций в основной капитал [10].
В свою очередь такой подход означает однозначные ответы на вопрос «зачем» в документах на последующих этапах принятия и реализации решений. Зачем стремиться к увеличению количества носителей русского языка (и какая здесь желаемая численность), до какого уровня владения и глубины познаний (учитывая его объективную чисто лингвистическую сложность)? Зачем людям в других странах учить русский и на какие запросы современного человека (в плане личной самореализации) может дать ответ владение им? Зачем предоставлять 30 тысячам иностранных граждан возможность бесплатного обучения в вузах России и каждый год эту квоту увеличивать? В каком соотношении это должно соответствовать качественному демографическому приросту и увеличению «активов талантов» (talent equity) внутри России, а в каком — усилению экономического потенциала других стран? В какой степени это должно быть связано с готовностью этих государств обеспечить карьерный рост выпускникам российских университетов и формированию из них сети лидеров общественного мнения? Зачем строить школы и другую социальную инфраструктуру за рубежом и на каких принципах оказывать содействие международному развитию? Стоит ли, как западные страны, вести скрупулезный механический учет каждого вложенного доллара или евро и использовать их как рычаг экономического и политического давления или лучше продвигать подход бескорыстной, но узнаваемой помощи? Что выгоднее — вкладываться при оказании помощи в многосторонние инструменты финансирования, демонстрируя престиж своего участия в глобальных структурах, или работать на двусторонней основе и с государствами, и с институтами гражданского общества, экономя на издержках международных посредников и четко позиционируя предоставленные ресурсы? Какого рода современные культурные феномены (по аналогии с K-Pop, джазом, рэпом, русским авангардом XX века, Голливудом и Болливудом) может предложить Россия? Каковы цели взаимодействия с обширной российской диаспорой за рубежом и зачем необходима ее консолидация и поддержание духовных скреп с исторической Родиной? Какую добавленную стоимость это создает для экономического и технологического развития России, распространения ее влияния за рубежом? Как и на каком уровне поддерживать российскую идентичность в среде соотечественников и при этом избежать подозрений других стран в формировании якобы неких «пятых колонн» из числа диаспоры?
Ответы на эти вопросы должны быть зафиксированы в тактике, «прошиты» в деятельности различных государственных и общественных структур, иметь прогрессирующие и измеримые числовые ориентиры, как это сделано при реализации национальных проектов. А значит, должна быть создана адекватная система оценки, отражающая через количественные показатели происходящие качественные изменения от усилий в сфере гуманитарного сотрудничества. Пока же у ведомств, вовлеченных в процесс, разные ответы на эти вопросы, в том числе связанные и с естественными аппаратными интересами.
Главным игроком, обеспечивающим координацию всей международной активности, безусловно, выступает Министерство иностранных дел. Помимо вновь созданного Департамента по многостороннему гуманитарному сотрудничеству и культурным связям, вопросами гуманитарной политики так или иначе в рамках своей компетенции занимаются еще три: Департамент по гуманитарному сотрудничеству и правам человека, Департамент по работе с соотечественниками за рубежом, Департамент по связям с субъектами Федерации, парламентом и общественными объединениями (а также отчасти — Департамент информации и печати и Консульский департамент). К тому же у каждого из них свой курирующий заместитель министра. Это порой приводит к дублированию запросов и усложнению информационных потоков даже внутри самого ведомства. В свою очередь у послов на местах также, как правило, есть свое представление об инструментах «мягкой силы» и их применении. Тем более, что последние занимают весьма невысокое место в иерархии приоритетов российских загранучреждений. Предпочтение здесь отдается консервативным, проверенным временем форматам и традиционным партнерам, наподобие обществ дружбы, ассоциаций выпускников российских и советских вузов и объединений соотечественников. А Русские дома подчас рассматриваются в качестве своего рода «домов культуры», чья основная задача — обеспечение досуга соотечественников и дружественного дипломатического корпуса через проведение выставок, концертов и различных праздничных мероприятий, например, новогодних представлений и фуршетов.
Ключевым оператором «мягкой силы» является подведомственное МИДу федеральное агентство — Россотрудничество. Его полномочия и функционал понятны [11]. При этом любопытно, что в Концепции гуманитарной политики само агентство почти не упоминается на фоне других игроков. Тем не менее главным его преимуществом является разветвленная сеть представительств за рубежом. Несмотря на введенные санкции Евросоюза и массовые высылки дипломатов, эта работа ведется агентством в 74 странах по десятку направлений — от продвижения российской культуры и образования до побратимства, работы с соотечественниками, молодежью и неправительственными организациями. О структурных ограничениях в работе Россотрудничества мы подробнее поговорим чуть ниже.
Кроме того, на этом треке представлены еще несколько структур. Минобрнауки развивает научную дипломатию, формирует при посольствах собственную сеть атташе по науке, а также совместно с Россотрудничеством отвечает за вопросы распределения студентов по вузам в рамках ежегодно растущей правительственной квоты на бесплатное обучение в России. Минпросвещения является ведущей организацией по вопросам продвижения русского языка и поддержки школьного образования за рубежом. Речь идет и о закупке учебников по отдельным направлениям (параллельно с Россотрудничеством), об организации курсов повышения квалификации преподавателей (также параллельно с Россотрудничеством) и даже о строительстве школ, основанных на российских образовательных стандартах (например, пять таких открылись в 2022 г. в Таджикистане). Минобороны и МЧС осуществляют гуманитарные акции в различных странах, порой также связанные с вопросами русского языка и школ. Росмолодежь активно вовлечено в международное молодежное сотрудничество через сетку форумов (параллельно с Минобрнауки, реализующим похожие проекты через вузы и дружественные центры) и другие мероприятия. Минэкономразвития координирует в правительстве вопросы международного сотрудничества субъектов РФ, деятельность межправительственных комиссий с другими странами (в рамках которых также поднимаются вопросы гуманитарного характера), продвижение туристического потенциала (с учетом упразднения Ростуризма) и развитие интеграционных механизмов (например, ЕАЭС, где начинает динамично развиваться гуманитарное измерение). Минкультуры проводит большое количество мероприятий — гастроли, дни культуры, перекрестные года, поддержка русских театров за рубежом, фестивали российского кино, выставки и т.д., в том числе через подведомственные учреждения и таких операторов, как «Русские сезоны» и «Роскино». Министерство финансов вовлечено в процесс принятия решений по выделению кредитов, обеспечению российских взносов в международные организации и многосторонние проекты в сфере содействия международному развитию. Помощью в издании книг занимается Минцифры России, которое поддерживает деятельность Института перевода и других структур. А добровольное переселение в Россию соотечественников — прерогатива МВД (Россотрудничество также является соисполнителем по этой программе в части информационного обеспечения несмотря на полное отсутствие бюджета на эти цели).
Это далеко не полный перечень, учитывая спорадическую активность различных федеральных органов исполнительной власти. На нее накладывается необходимость реализации поручений президента и правительства (где также есть отдельный вице-премьер, курирующий вопросы международного сотрудничества) по итогам визитов и многосторонних саммитов. Такие указания имеют силу прямого действия и по значимости в рамках бюрократической системы перекрывают любые интеллектуальные выкладки по планомерному распределению усилий на разных направлениях. Надо отметить также вовлеченность в публичную дипломатию законодателей и такой важной политической структуры, как Администрация Президента России. Не говоря уже о Совете Безопасности России, который в рамках решения стратегических вопросов еще и формулирует вполне тактические и конкретные поручения по ключевым вопросам и странам. Все это сопровождается тысячами мероприятий на уровне регионов и муниципалитетов (где отдельное, ярко выраженное место занимают Москва и Петербург), у которых также есть соответствующие структуры по международному сотрудничеству и координаторы в лице региональных представительств МИДа.
На негосударственном треке существует свой ряд ключевых акторов. Это созданные государством фонды — «Русский мир», Фонд поддержки публичной дипломатии им А.М. Горчакова, Фонд поддержки и защиты прав соотечественников за рубежом, Фонд президентских грантов (есть отдельное направление по общественной дипломатии) и Президентский фонд культурных инициатив (некоторые поддержанные проекты имеют международное измерение). При этом проект часто может получить поддержку сразу от нескольких из этих организаций, а тематическое профилирование (некое разделение труда) в их деятельности представлено слабо (хотя за последние два года стало постепенно проявляться). Активно вовлечены в гуманитарную работу все традиционные российские конфессии — та же Русская православная церковь имеет большое количество приходов за рубежом, которые являются точками притяжения для русского мира. Есть различные, не всегда координирующие усилия друг с другом ассоциации обществ дружбы, небольшое количество аналитических центров (think tanks), институты народной дипломатии (из которых, например, в последнее время можно выделить Ассамблею народов Евразии), немногочисленные гуманитарные организации (можно отметить деятельность Русской гуманитарной миссии и Российского Красного Креста) и т.д.
Попытки увязки всех этих усилий вылились в создание двух государственных программ в 2021 г. — «Содействие международному развитию» и «Поддержка и продвижение русского языка за рубежом», а также появлении федерального проекта «Россия — привлекательная для учебы и работы страна». Очень неплохим инструментом стали межправительственные комиссии, созданные с различными странами. Они позволяют понять всю палитру отраслевых мнений и интенсифицировать диалог в отдельных сферах, повысив статус таких дискуссий. Здесь многое зависит от активности российского сопредседателя таких органов и его влияния внутри системы власти. Кроме того, в работе МПК в меньшей степени используется практика взаимоувязок решения вопросов с зарубежными контрагентами, что существенно увеличило бы эффективность переговорного процесса. Механизмами сопряжения усилий также служат Правительственная комиссия по делам соотечественников за рубежом (ПКДСР) и Совет глав субъектов Российской Федерации при МИД России, которые возглавляются министром иностранных дел. Это площадки, в задачу которых входит обеспечение согласованности линий взаимодействия с соотечественниками и международного сотрудничества российских регионов.
В целом, очевидно, что при таком разнообразии основных элементов системы международного гуманитарного сотрудничества обеспечить полноценную координацию усилий и даже информационных потоков достаточно сложно. Решение этой проблемы в формировании некого «одного окна» существенно усилило бы результативность этой деятельности.
Структурные ограничения в системе гуманитарного сотрудничества
Следующий шаг после целеполагания и координации — преодоление структурных ограничений. Прежде всего, необходимо отметить дефицит качественной аналитики. Если внутри страны есть ряд исследовательских центров, предоставляющих хороший уровень экспертизы, то эмпирического материала категорически не хватает. Социологических опросов по наиболее важным темам не проводится, на полевые экспедиции в другие страны у российских ученых нет средств, отсутствуют инструменты систематического мониторинга социальных сетей за рубежом (как это прекрасно работает внутри России для сегмента Рунета). Редким исключением являются, к примеру, инициированные Россотрудничеством опросы в партнерстве с «Евразийским монитором» об отношении к российским программам содействия международному развитию на пространстве СНГ и этнографические экспедиции Русского географического общества, направленные на изучение положения русскоязычного населения в странах ближнего зарубежья.
В итоге представление о происходящем сводится к материалам справок из посольств, которые не дают полной картины мнений и трендов. А значит, выявление реальных лидеров общественного мнения и ключевых тенденций, определяющих спрос на инструменты российской «мягкой силы», затруднено. В целом, можно отметить нежелание подстраиваться под спрос той или иной целевой аудитории — в российской практике скорее речь идет о прямолинейном подходе, что не может не вызывать обвинений в «российской пропаганде» и отторжении важных идеологем и проектов.
Следующая проблема связана с присущей государственным институтам любой страны негибкостью. Не случайно, большинство зарубежных учреждений «мягкой силы» функционируют в режиме некоммерческих организаций, максимально используя преимущества такой организационной формы. Это позволяет сделать силу по-настоящему «мягкой», механизмы закупок — удобными (о биче российского законодательства о госзакупках, парализующего большое количество полезных инициатив, написано немало статей [12]), обеспечить прозрачность, но при этом сохранить маневренность. У России был опыт преобразования федеральных агентств в те же госкорпорации — успешный пример тому являет Росатом. Однако на международную сферу он пока не распространен.
Особая история — дипломатический статус Российских центров науки и культуры (Русских домов), которые во многих странах работают как отделы посольств. Иммунитет дает множество преимуществ и в плане безопасности, и в плане налоговых послаблений, но одновременно и создает сложности, связанные с ограничениями Венской конвенции 1961 г. Сдерживается использование внебюджетных источников доходов, да и сама инфраструктура страдает — невозможно открыть в Русском доме кафе, магазин книг или продажу брендированной продукции, есть трудности с доступом в здание. Ведь далеко не каждый захочет идти на мероприятия, проводимые за забором с колючей проволокой и несколькими рядами охраны по периметру. В этом плане довольно затруднительно и развернуть там коворкинг, например, по модели «Точки кипения» Агентства стратегических инициатив.
Причем часто эти нефункциональные здания невозможно поменять. Они слишком большие для офиса, но слишком малы для проведения полноценных и современных мероприятий; требуют колоссальных вложений в ремонт и отталкивают молодежную аудиторию архаичной планировкой и обстановкой; находятся вдали от оживленных кварталов города и т.д. Но при этом являются государственной собственностью за рубежом (во многом, наследием СССР) и подлежат использованию в приоритетном порядке. Казалось бы, можно было взять за основу принципы франшизы транснациональных корпораций: например, «Макдональдса», который при всех своих страновых различиях в меню и интерьерах, однотипен. Именно эту цель преследовал ребрендинг Русских домов, осуществленный в 2022 г. Человек должен понимать, что он попал в уютный узнаваемый уголок России, в какой бы точке мира он ни находился. Но изменение фирменного стиля и обновление интерьеров всего лишь часть этого большого пути. Он должен сопровождаться постоянными акциями, наподобие успешной «Из России с теплом», организованной представительствами Россотрудничества в Европе осенью-зимой 2022 г. А учитывая нынешние достижения нейропсихологии и нейромаркетинга, важна работа и с тактильными ощущениями, и с ароматами (пресловутый «русский дух»), которые эффективно используются бизнесом для повышения продаж и лояльности клиентов [13].
Для госучреждений существуют бюджетные ограничения по выделению средств на поддержку организаций и мероприятий за границей. Это не только затрудняет процесс строительства новых объектов, превращая их практически гарантированно в долгострой за счет бесконечных согласований документации, но и препятствует нормальным для гуманитарного сотрудничества формам работы — в частности, выделению грантов для иностранных НКО, блогеров, СМИ. В то время, как Британский совет или Агентство по международному развитию США активно выделяют микрогранты для участников своих образовательных программ, фактически вызвав единожды интерес человека и выстраивая дальнейшую логику вовлечения, у их российских коллег таких ресурсов нет. Более того, даже, например, получив право на бесплатное высшее образование в России по квоте, студент сам вынужден искать средства на проезд и достойное проживание в течение учебы — именных стипендий и грантов для поощрения малообеспеченных, но талантливых иностранцев у государства нет.
Еще одно структурное препятствие заложено в самом распределении финансирования. Достаточно взглянуть на закон о бюджете [14], чтобы заметить несменяемую перевернутую пирамиду «80-20»: львиная доля выделяемых средств уходит на содержание зданий и персонала за рубежом, а не на проведение мероприятий. При этом ежегодно происходят корректировки в сторону сокращения государственных расходов на это направление. Получается минимальный объем средств при максимальном объеме отчетности по ним — в бизнесе такие трансакционные издержки привели бы компанию к убыткам, если не банкротству. Не секрет, что на работу с соотечественниками по всему миру тратится примерно столько же, сколько составляет оборот какого-нибудь небольшого российского ИП на упрощенной системе налогообложения. Затруднено приобретение основных средств — как для Русских домов, так и для партнеров, например, тех же русских школ за рубежом. А что сегодня можно сделать без нормального компьютера, принтера, проектора или иной мультимедийной аппаратуры? Таких учебных заведений более 25 тыс., и пара сотен тысяч переданных Россотрудничеством учебников в год никак ситуацию не спасают, так как потребности раз в десять выше.
Все это сопровождается системой отчетности, основанной в значительной степени на «палочном методе», т.е. на достижении формальных количественных показателей, в частности числа мероприятий. Понятно, что это связано с обозначенными выше трудностями с целеполаганием, однако в мире опять же есть большое количество примеров вполне рабочих критериев оценки эффективности. Ведь любое мероприятие — круглый стол, концерт, выставку, тренинг, языковые курсы и т.п. — можно и нужно рассматривать именно с точки зрения их социального эффекта, воздействия на целевую аудиторию, расширения охвата и ее вовлечения в последующие проекты. В этом смысле успех невозможно измерять в количестве военных атташе или послов дружественных государств, посетивших кинопоказ или торжественный прием, ибо они не являются объектом усилий в сфере «мягкой силы». Бесполезно радоваться признанию определенных зарубежных акций наших учреждений в российских СМИ, ведь их не смотрит целевая аудитория в Германии или Малайзии. Нет смысла и в постоянной работе с лояльной аудиторией, если она не направлена на привлечение новых членов. Например, проведении круглых столов по противодействию фальсификации истории в кругу своих, без дискуссий с колеблющимися и оппонентами, или дней духовной культуры для тех соотечественников, кто и так постоянно находится в орбите российских загранучреждений. Безусловно, мероприятия по сплочению сообществ и общественному признанию для сторонников нужны, но вся деятельность не должна сводиться лишь к постоянной «лоялизации лояльных».
Еще одним структурным ограничением является дефицит кадров (как на федеральном, так и на региональном и муниципальном уровне), хорошо разбирающихся в теме международного гуманитарного сотрудничества. В вузах готовят, в основном, международников-теоретиков, политологов, регионоведов, однако работа по расширению российского гуманитарного влияния предполагает как навыки коммуникации, грамотного пиара и своего рода «комиссарства», т.е. умения привлекать и вовлекать людей, так и организаторских способностей, управленческих и административных талантов. Мало хорошо знать язык или страну, недостаточно уметь писать аналитические справки и отчеты (хотя это занимает значительную часть рабочего времени). В публичной дипломатии ключевое слово «публичная», т.е. человек должен в какой-то степени быть скорее политтехнологом, чем созерцателем-политологом. А к этому не готовит практически ни один вуз.
В субъектах России и городах международные вопросы часто сосредоточены по остаточному принципу в компетенции того или иного вице-губернатора или вице-мэра. В некоторых случаях существуют департаменты, которым переданы эти функции наравне, например, с молодежной политикой, которая является явным приоритетом. Иногда это выделено в отдел одного из смежных министерств (например, министерства инвестиций и инноваций или экономического развития) или администрации губернатора/мэра. У работающих там людей деятельность сводится к протокольным обязанностям — организации визитов, ведению переписки с федеральными структурами. Гораздо реже они создают практико-ориентированные проекты, которые берет на вооружение региональное правительство или мэрия, поскольку осознает пользу международных связей для реализации инвестиционного, туристического и иного потенциала территории. В данном случае тоже никто этих специалистов не учит. Может быть, поэтому семинары и вебинары, которые стало проводить Россотрудничество вместе с Всероссийской ассоциацией развития местного самоуправления в 2022 г., пользуются такой популярностью.
Еще одним удивительным, во многом, барьером является низкий уровень медиаграмотности — в российских загранучреждениях существует явный дефицит медиаменеджеров. В целом, пиару, работе в соцсетях не уделяется достаточно внимания. В большинстве случаев всех удовлетворяют публикации в российских СМИ, имеющих бюро за рубежом — ТАСС, Спутник, RT, федеральные телеканалы. Хотя очевидно, что для успешного продвижения «мягкой силы» важна целенаправленная деятельность по охвату местных медиа. Разумеется, во многих странах (опять же в силу государственного статуса тех же Русских домов) приходится сталкиваться с цензурой. Расхожее мнение: о нас не пишут и никогда не напишут, тем более не напишут хорошо. Однако нужно помнить, что плохой пиар — это тоже пиар. Порой, воспринимающиеся как русофобские статьи, обличающие работу представительств, по сути, служат очень неплохой рекламой для читающей их аудитории. Более того, если проводится акция, которую невозможно не заметить (например, масштабный уличный фестиваль), даже самые подцензурные СМИ прибудут на нее, отреагировав на новость.
В современном мире все большее значение приобретает контент, произведенный самими пользователями (так называемый UGC), который часто становится не менее вирусным, чем профессионально произведенные ролики. В обществе, где каждый сам себе режиссер, сам себе СМИ, сам себе блогер возрастает роль эффективного управления социальными сетями. Это означает не километровые посты, напоминающие официальные отчеты или сухие пресс-релизы, не дежурные постановочные фото, не многоминутные видеоролики, а умение использовать модные и понятные, прежде всего, молодежные форматы. Тем более, что позитивные примеры есть: у небольшого круга посольств ведутся весьма неплохие аккаунты в наиболее популярных сетях. «Горячие головы», правда, предлагали под лозунгом борьбы с экстремизмом отказаться от них после начала СВО, однако здравый смысл возобладал — все-таки зарубежная целевая аудитория, на которую надо влиять, находится именно там, а не в ВКонтакте, Телеграме или Рутьюбе. Весь 2022 год Россотрудничество совместно с АНО «Диалог» обучало представительства этой науке, в каждом Русском доме теперь появился человек, в чьи прямые обязанности входит именно эта работа в медиапространстве. Ситуация постепенно налаживается, но предстоит еще очень большая работа, чтобы привести ее к хоть какой-то минимальной норме.
Наконец, существенным блоком является самоограничение в контактах с различными аудиториями. Где-то это объясняется вопросами сохранения секретности, где-то — высокими политическими соображениями или принципом дипломатической взаимности, но по факту в то время, пока оппоненты России работают со всем спектром гражданского общества, их отечественные коллеги проявляют все большую щепетильность и разборчивость. Хотя тут требуется не реактивная, а проактивная позиция.
Это касается и взаимодействия с соотечественниками за рубежом. В дипломатической среде укоренился такой термин, как «профессиональные соотечественники», т.е. люди, основным занятием и источником дохода для которых является участие в различных мероприятиях загранучреждений. Безусловно важный и нужный процесс консолидации российской диаспоры привел к побочному эффекту в виде монополизации «профсоотечественниками» ряда стран коммуникационных каналов и права представлять сообщество в российских официальных структурах, а значит — и финансовых потоков, направляемых на поддержку этой социальной группы. В этой связи необходима более четкая увязка такой помощи с реальными усилиями по расширению российского гуманитарного влияния, когда соотечественники могли бы выступать проводниками для местных жителей в мир русской культуры, языка, традиций, ценностей, а не замыкались внутри себя, укрепляя свою духовную связь с Родиной.
Интересными представляются и попытки работы с релокантами — людьми, покинувшими Россию в 2022 г. Большинство из них не отказалось от российского гражданства, хотя и сделало свой выбор в пользу, по их мнению, комфортной жизни и личной безопасности. Тем не менее в некоторых государствах эта масса становится значимой культурной силой — они активно выступают в СМИ, в социальных сетях, предлагают новые формы досуга и самореализации для местных, открывают бизнесы и инвестируют в существующие проекты. Более того, выступают главными интересантами расширения числа русских школ и детских садов за рубежом, могут в этом плане кооперироваться с местным общественным мнением. В отдельных случаях при таком количестве именно они будут во многом определять в ближайшие годы лицо российской диаспоры в той или иной стране. Отказ от вовлечения их в соотечественническую деятельность был бы весьма недальновидным. В частности, Русские дома в странах ближнего зарубежья, в Сербии и Турции проводили специальные семинары по адаптации для таких людей, оказывали им консультации, в том числе юридические, пытались привлекать их к реализации различных мероприятий. Порой это приходится делать, преодолевая «оборону» «профсоотечественников» и сопротивление многих из тех сотрудников загранучреждений, кто считает релокантов потерянными для страны людьми, про которых стоит просто забыть.
Отдельная большая тема — защита прав соотечественников и содействие их переселению на историческую Родину. Правозащитой занимаются как консульские учреждения, так и центры правовой поддержки, в том числе открываемые на базе Русских домов. Центры финансируются Фондом поддержки и защиты прав соотечественников за рубежом, функционируют на базе местных адвокатских бюро, есть успешные, резонансные дела по принципу «своих не бросаем». Однако такая работа нуждается в большем стратегировании, четком разделении платных и бесплатных услуг, формулировании КПЭ, более глубокой аналитике.
В то же время, как показала ситуация 2022 г., регулярный и системный мониторинг в этой сфере отсутствует. В связи с волной русофобии Россотрудничество создало специальный чат-бот для приема обращений, а также вступило во взаимодействие с другими сервисами — аппаратом Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации и Ассоциацией юристов России. Очевидно, что неплохим инструментом могла бы стать некая ежегодная Белая книга (в том числе, возможно, в сотрудничестве с какой-то из международных организаций, например, из пространства ШОС, ЕАЭС или БРИКС), систематизирующая эту практику, привлекающая внимание мировой общественности к проблематике и предлагающая решения.
Столь же подробно стоит проанализировать и механизмы содействия в репатриации. Сегодня человек, желающий поселиться в России, сталкивается с большим количеством бюрократических барьеров на этапе сбора документов и въезда, хроническим дефицитом информации, отсутствием модной сейчас клиентоцентричности в подходах. Многие обладатели российских паспортов, живущие за рубежом (например, в странах СНГ), не имеют доступа к госуслугам ввиду отсутствия СНИЛСа, вынуждены преодолевать препятствия для реализации своих базовых социальных прав на территории нашей страны. А соотечественники, желающие посетить историческую Родину, вынуждены проходить все круги трудностей, связанных с визовым режимом. Создание упрощенной системы получения гражданства для граждан Украины в 2022 г. — это значительный шаг вперед. Однако, учитывая демографическую ситуацию, следовало бы провести аудит нормативной базы под углом «жизненных ситуаций» и, возможно, выйти на создание суперсервиса, а в перспективе — и своего рода «электронной карты россиянина». Пока подобные проекты упираются в дефицит финансирования и неподъемный груз межведомственных согласований.
В поиске новых подходов к продвижению российского гуманитарного влияния
Для преодоления структурных ограничений было бы целесообразно поменять некоторые подходы к реализации российских проектов в сфере «мягкой силы». Отчасти это становится сегодня одним из приоритетов в работе Россотрудничества.
Новая тактика. Во-первых, это осознание того, что в условиях «экономики впечатлений» привлекательность той или иной страны и ее позиций во многом зависит от умения конкурировать за самый ценный сегодня ресурс — свободное время человека. Условно — пойдет ли он на курсы русского языка или предпочтет посмотреть французский фильм в кинотеатре? Ведь главным должно стать не абстрактное число концертов, выставок, круглых столов, а тот эффект, который они произвели. Основным вопросом, как и в бизнесе, становится вопрос «зачем?», т.е. уже при планировании какого-то мероприятия стоит определиться с контингентом и понять, что изменится в его поведении после события, какие новые связи будут выстроены, какое будет медиаосвещение, в том числе в социальных сетях. Очевидно, что успех мероприятия на сегодняшний день во многом определяется тем, сколько раз люди достали свои мобильные телефоны, что-то сфотографировали или сняли видео, а затем захотели об этом написать. Причем так, чтобы другим захотелось об этом прочитать и поделиться дальше.
Чтобы делать это успешно, нужна аналитическая работа по изучению целевых аудиторий и гибкому реагированию на их спрос — так, как это работает в маркетинге или в политике. И ориентация на постоянный прирост охвата аудитории как тех, кто впервые познакомился с деятельностью Русского дома, так и тех, кто ходит туда регулярно, или даже стал активом, надежным партнером.
Последнее особенно важно. Поэтому нужны не «одноразовые» события, а выстраивание последовательной цепочки воздействия на целевую аудиторию. Условно говоря, самого по себе одного выступления российской балетной труппы, даже на очень престижной площадке, недостаточно. Лучше, если оно будет сопровождаться телевизионной трансляцией. Еще лучше, если из гастролей артистов можно сделать сразу несколько информационных поводов. Например, организовать их визиты в местные хореографические училища и проведение мастер-классов, встречи в школах, где есть соответствующие кружки, а возможно, даже какой-то конкурс и дальнейшее небольшое и не занимающее много времени онлайн-наставничество от мастеров балета для победителей. Можно сопроводить такой визит фуршетом или приемом в посольстве, но это явно не должно быть его главной и единственной целью.
Особенно эффективны в этой связи развитие партнерств, выход за периметр зданий российских загранучреждений, расширение сетки контактов с лидерами общественного мнения, в том числе из некоммерческого сектора. Это касается не только традиционных партнеров в лице обществ дружбы или объединений российских соотечественников, но и сотрудничества с более широким кругом, прежде всего, НКО, известных в стране своими технологиями решения социальных проблем, осуществления благотворительной деятельности. Подчас деликатное «инкрустирование» российской повестки в чужие мероприятия, например, через публичное выступление, организацию панельной дискуссии или собственной номинации в премии, порой даже просто физическое присутствие может дать больше, чем размещение на платной основе материала в местных СМИ.
Аккумулирование ресурсов. Во-вторых, это история про концентрацию ресурсов по направлениям и работу на перспективу. Очевидно, что любые изменения в общественных настроениях и в поведении людей происходят не раньше, чем через три года в результате систематических усилий и постоянной информационной поддержки. На этом строятся, например, кампании социальной рекламы. Поэтому страновая адаптация гуманитарного сотрудничества и должна заключаться в том, чтобы выделить эти направления из массы других и начать концентрироваться на них, не распыляя и без того скудные средства.
Для этого и важно выстроить целеполагание в виде конкретных директив, обеспечивать увязку с ними возникающих ситуативных поручений, сформировать некую «приборную доску» российского гуманитарного сотрудничества, на которой было бы наглядно видно — кто и что делает, в какой области и насколько это необходимо усилить. Подспорьем здесь должна стать цифровизация, уровень которой пока крайне низок. Уже сегодня даже просто «аналоговая» сверка планов на федеральном уровне позволяет избежать проведения нескольких однотипных курсов повышения квалификации преподавателей русского языка в одной и той же стране за средства разных заказчиков. Или более точно определить состав исполнителей или кинофильмов в рамках Дней российской культуры, исходя из интересов целевой аудитории.
Начата работа по анализу планов международного сотрудничества российских регионов и муниципалитетов — нанесение их на «приборную доску» так же позволит существенно усилить механизмы влияния, продуктивно использовать их небольшие средства, достигая кумулятивного эффекта. Именно поэтому Россотрудничество одним из приоритетов видит разработку методических рекомендаций для муниципальных образований по организации побратимства. Этот ресурс весьма недооценен — часто соглашения заключаются ради соглашений (в связи с форумом, визитом или просто после приема в посольстве и удачного знакомства; есть даже своеобразные «чемпионы» в этой сфере, насчитывающие несколько десятков договоров, многие из которых не получают дальнейшего практического продолжения). Крайне странно выглядит желание российского города подружиться с каким-то далеким собратом на другом континенте, который в разы отличается и количеством населения, и структурой экономики, и культурно-туристическим потенциалом. В этой связи Русские дома за рубежом становятся площадками для презентации субъектов РФ, готовы подбирать и уже подбирают партнеров для муниципалитетов, исходя именно из практических критериев.
Важной работой является и составление реестра побратимских связей, его постоянная актуализация. До февраля 2022 г. значительная часть соглашений была заключена со странами Европы. Многие из них не прошли испытания: первыми рухнули те, где не было прочных связей между людьми, где население и муниципальные власти не чувствовали конкретного результата от сотрудничества. С другой стороны, это открывает новые возможности для выстраивания диалога с дружественными государствами: интерес к российским технологиям «умного города», к экономическому обмену, к развитию социальной инфраструктуры в сфере образования, здравоохранения, переработки мусора есть в Африке, Азии, Южной и Центральной Америке.
Не стоит забывать и о нанесении на карту возможностей бизнеса с его корпоративной социальной ответственностью (КСО) и увлечением ESG-повесткой. Необходима подготовка сборника практик российских корпораций в сфере зарубежного КСО и своеобразное «разделение труда» между ними. Не менее важно, чтобы эти проекты бизнеса не шли в разрез, а дополняли усилия государственных структур по расширению гуманитарного влияния, как это делают Китай или Франция. Не просто спонсировали выставки или конкурсы детского рисунка и сочинений среди детей сотрудников, а помогали привлечь внимание местного населения. На контрасте смотрятся два следующих примера. Итальянской компании, которая в одной из африканских стран пробурила за небольшие средства скважины с чистой водой и стала героем местных деревень, подняв престиж национального флага. И российской, которая на другом континенте, будучи обязанной по закону поддерживать местные НКО, всячески противилась выделению средств тем организациям, которые через социальные проекты реализовывали пророссийскую повестку.
Вовлечение НКО. В-третьих, это более активное вовлечение в публичную дипломатию некоммерческого сектора. Сегодня в этой сфере в большей степени активны организации, делающие акцент на коммуникативной функции — исследовательские центры, общества дружбы, различные ассоциации народной дипломатии и т.д. Говоря другими словами, эксперты-международники, политологи и общественники, специализирующиеся на диалоговых и церемониальных мероприятиях. Это различные форумы, конференции, круглые столы, выпуски докладов и книг, открытие памятников и другие виды активности, предполагающей установку контакта и общение между народами. Это же является самым популярным форматом в рамках побратимских связей — большинство регионов выставляют на это направление и поддерживают именно такие НКО, ведь они четко укладываются в шаблон понятия «общественная дипломатия». К тому же значительная часть обществ дружбы состоит из опытных людей, что является и плюсом (их связи среди сверстников и знание страны весьма обширны), и минусом (к этому практически не подключается молодежь, а значит, сужается влияние организации, в критических ситуациях отсутствует возможность воздействия на общественное мнение, происходит объективное угасание).
Такая коммуникация ради коммуникации является важным элементом культуры, укрепления связей между людьми. Тем не менее и она должна приносить не только процессные, но и измеримые результаты. Причем эффективность не должна считаться количеством принятых на форуме резолюций, которые часто даже не попадают в публичное поле, или изданных экземпляров книги. Необходимо смотреть на это с точки зрения прикладного результата — изменения отношения, формирования сети дружественных лидеров общественного мнения или количества реальных читателей этой самой книги, готовых поделиться информацией о ней в своих социальных сетях.
Например, такой подход является одним из главных критериев при оценке заявок в Фонде президентских грантов, где направление «общественная дипломатия» традиционно отстает. Каждые полгода туда поступает около 200 заявок, из которых большинство посвящено «туристическим» и «издательским» активностям, находящимся в отрыве от реальных потребностей целевой аудитории и задач по расширению российского гуманитарного влияния. Часто можно встретить проекты внутреннего характера, которые подаются под видом международных. Например, форум, где будет условная тысяча российских участников и предполагается привоз десятка человек из Белоруссии и Казахстана. Тем же страдают и многочисленные диктанты, появившиеся в последнее время — чаще всего это конкурсы или вопросы, посвященные исключительно российской тематике, а значит, не очень интересные для людей за рубежом (а потому требующие адаптации под страну или под макрорегион). В итоге число победителей обычно не превышает двух десятков, что крайне мало, с учетом возможностей Фонда президентских грантов (ФПГ).
Кроме того, все более значимым является привлечение в международную сферу социально-ориентированных НКО. В России многие из них осуществляют интересные проекты по решению социальных проблем, помощи людям и обладают набором уникальных методик и социальных технологий, которыми могут поделиться с коллегами из-за рубежа. Такие организации имеют репутацию в профессиональной среде, их сложнее обвинить в «русской пропаганде», а по итогам их взаимодействия с партнерами из других стран могут рождаться и рождаются вполне конкретные инициативы по дальнейшему сотрудничеству, кросс-страновые социальные проекты.
В Россотрудничестве хорошо зарекомендовали себя «Миссия Добро» (реализуемая совместно с Ассоциацией волонтерских центров и Русской гуманитарной миссией) и форумы «Время добрых дел». Первая предполагает участие волонтеров из России в работе НКО в странах ближнего, а с 2023 г. и дальнего зарубежья. Подбираются они, исходя из реального спроса: необходимости в специалистах по преподаванию русского языка, экспертах по работе с детьми с ограниченными возможностями здоровья, психологах, экологах и т.д. Форумы подразумевают участие делегации из профильных российских НКО в диалоге с их коллегами из других стран. Идет предметный обмен опытом (без менторства), обсуждение вопросов развития инфраструктуры поддержки НКО, формирование совместных проектов в области профориентации подростков, реабилитации инвалидов, решения проблем бездомных животных и т.п. В 2023 г. будет осуществлена попытка создать логическую связку — форум выявляет проблемные моменты в НКО-секторе страны, а «Миссия Добро» направляет корпус волонтеров для их решения и методической поддержки соответствующих организаций.
Планируется и расширение обучающих программ для российских СО НКО. По итогам серии семинаров с «третьим сектором» в регионах России стал понятен запрос на соответствующую информацию. В 2021 г. в пилотном режиме Россотрудничество и Агентство социальной информации создали обучающий курс («Школа развития международных компетенций НКО»), который прошли около 60 организаций. Существуют планы на проведение в 2023 г. серии подобных мероприятий, в том числе во взаимодействии с Фондом Горчакова.
Привлечение общественников меняет и наполнение традиционных флагманских программ Россотрудничества — «Здравствуй, Россия» и «Новое поколение». В 2022 г. по линии «Здравствуй, Россия» удалось привлечь ряд партнеров (Российское движение школьников, «Большая перемена», арт-кластер «Таврида» и др.). Это не только повысило качество отбора участников, но и позволило при одинаковом объеме бюджетных расходов удлинить срок их пребывания в России, а программу в регионах наполнить большим количеством ярких мероприятий. Они дали ребятам возможность глубже узнать о потенциале того или иного субъекта, познакомиться с образовательными учреждениями, проникнуться российской культурой и оставить память о себе в тех местах, где они побывали (а значит, теперь есть точки привязки и желание вернуться). На 2023 г. количество партнеров и регионов выросло практически втрое. Для детей по возвращении домой формируются клубы выпускников программы, дающие им площадку, чтоб продолжить общение.
«Новое поколение» с 2020 г. делает акцент не на международниках и политологах, а на молодых профессионалах из той или иной индустрии. Врачи, инженеры-авиационщики, журналисты и блогеры, популяризаторы здорового образа жизни, амбассадоры русской кухни из числа су-шефов модных ресторанов, представители креативных индустрий приезжают в Россию, чтобы получить новые знания, опыт и связи и применить их в своей стране. Выпускники программы также привлекаются к мероприятиям Русских домов, постепенно выстраивается система клубов. Например, в Азербайджане или в Армении, где был проведен большой форум выпускников «Нового поколения» разных лет. Ресурсов (в т. ч. грантовых инструментов) для полноценной постпрограммной работы пока, однако, недостаточно. В целом привлечение 1 тысячи человек в год со всего мира, даже если это лидеры общественного мнения, не может кардинально изменить ситуации — таких визитов должно быть кратно больше, а продолжительность пребывания в России — дольше.
Еще одна форма взаимодействия с НКО — негосударственные Русские дома. Осенью 2021 г. была анонсирована концепция таких партнерств. Россотрудничество подписывает соглашение, формирует с местной НКО план действий, осуществляет методическую помощь, делится специально разработанным брендом. Это позволяет расширить присутствие в тех странах, где представительства Россотрудничества находятся лишь в столицах (а таких государств — большинство), а также осуществлять работу в тех точках, где не подписаны межправительственные соглашения об учреждении российских центров науки и культуры. В 2022 г. такими странами стали Судан, Алжир, Мали и Египет, в процессе разработки соглашений находятся еще с десяток стран Африки, Ближнего Востока и Южной Америки. Наиболее успешно эта схема работает, когда на месте есть некий условный стратегический инвестор (российская компания или компания, ведущая бизнес с Россией) и группа энтузиастов (из числа соотечественников или выпускников советских и российских вузов). Это позволяет сформировать модель, функционирующую почти на самоокупаемости за счет предоставления, например, образовательных услуг и организации других мероприятий.
Перспективным представляется и создание некого единого фонда, который бы отвечал за продвижение российской «мягкой силы». Тем более, что прецедент с объединением нескольких операторов в единый ФПГ в 2017 г. уже есть. Это вдвойне актуально с учетом введения, например, санкций против «Русского мира» в странах ЕС. Такой фонд мог бы сформировать список номинаций и стать понятной и прозрачной точкой входа для традиционных НКО-международников и для СО НКО, которые за эти годы уже привыкли к правилам ФПГ и научились готовить прикладные проекты с измеряемым социальным эффектом. Дополнительным аргументом является и потенциальное снижение затрат на администрирование одного фонда вместо существующих нескольких. Альтернативой могло бы стать усиление самого ФПГ, передача ему средств и создание в нем некоего второго полноценного направления (с общим объемом саккумулированных из разных уже имеющихся источников средств, как минимум, в районе 1–2 млрд руб.) в дополнение к треку поддержки работы НКО внутри России.
В качестве примера можно привести опыт Китая, который еще в середине 2000-х гг. создал Китайско-Африканский фонд развития, помимо содействия инвестициям занимающийся и гуманитарной деятельностью. В нем саккумулировано порядка 5 млрд долл. Если российские ресурсы на международное гуманитарное сотрудничество в той же Африке свести в подобный проект в объеме хотя бы 5–6 млрд руб., это позволило бы качественно повысить отечественное присутствие и в образовательной сфере, и в работе с молодежью, и в поддержке медиа и гражданского общества на континенте.
Конкурентоспособное образование и русский язык. В-четвертых, меняются подходы к продвижению русского языка за рубежом. По данным Государственного института русского языка им. А.С. Пушкина, он находится в диапазоне 5–8 места по популярности в мире [15], если считать не только количество носителей, но и количество сайтов, СМИ, распространенность в международных организациях и т.д. Однако иллюзий испытывать не стоит — важны охваты, привлечение молодых преподавателей в профессию, повышение квалификации учителей-предметников, обеспечение доступа к российским образовательным сервисам и литературе.
С 2022 г. Россотрудничество совместно с Агентством стратегических инициатив проводит ежеквартальный питчинг проектов, представленных в базе «Сильные идеи для нового времени», и помогает их дальнейшему продвижению на площадках Русских домов. В большинстве своем это передовые проекты по обучению математике, русскому языку, профориентации, робототехнике и т.д. Можно услышать аргументы про плохой интернет, однако в большинстве столиц мира и крупных городах, где как раз и находится целевая аудитория таких проектов, скорость соединения достаточно высокая. А значит, дистанционное обучение может помочь решить проблему дефицита печатных материалов. Кроме того, во многих странах формат онлайн-задачников, тестов и мультимедиа учебников гораздо понятнее современным детям — он увлекательнее, а еще и позволяет догружать и обновлять контент.
Приходит осознание того, что распространение русского языка важно не само по себе, а в связке с возможностями страны. В современном мире человек приступает к изучению русского чаще всего не для того, чтобы прочитать Достоевского в подлиннике (хотя есть и такие примеры), а чтобы поступить в вуз, начать бизнес, приехать на работу и т.д. Поэтому, помимо развития инфраструктуры «Российский учитель за рубежом», «Послы русского языка», строительства школ и оборудования классов, постоянного повышения квалификации русистов и поставки учебников, на первый план выходит комплексная работа по продвижению России. Учебники содержат примеры из российской действительности и показывают, как устроена жизнь в нашей стране. Викторины и олимпиады помогают не просто расставить запятые в рассказе Тургенева или Пришвина, а комбинируются с текстами по сохранению исторической памяти и противодействию фальсификации истории, по акцентированию знаковых моментов двухсторонних отношений. Курсы русского языка становятся частью выносных подготовительных факультетов (как, например, у РУДН), что позволяет сэкономить время и деньги потенциальным абитуриентам в тех же странах Африки.
Важно использовать и международный опыт. Есть примеры Японии или Швеции, когда в развивающихся странах за совершенно небольшие деньги этими государствами осуществляется помощь школам — косметический ремонт, элементарное школьное оборудование (доски или парты), небольшие доплаты учителям, помощь с покупкой брендированной школьной формы. Такие школы воспринимаются как «японские» или «шведские», даже если не работают по образовательным стандартам этих иностранных доноров. Это не требует затратного капитального строительства, но формирует благожелательное общественное мнение и настрой на сотрудничество.
Молодежь как приоритет. В-пятых, все более актуальной становится работа с молодежью как приоритетной аудиторией. Молодые люди в меньшей степени подвержены стереотипам прошлого, более открыты и позитивно-нейтрально настроены к миру (хотя некоторые исследования последнего времени и показывают растущий скепсис в отношении будущего планеты), готовы к изменению подходов и адаптированы к реалиям сегодняшнего, а главное — завтрашнего дня. Они в большей степени, чем старшее поколение, погружены в информационную среду и новые технологии. Это требует новых подходов, в том числе подключения целевой аудитории к выработке проектов по принципу «ничего для нас без нас».
Очевидно, что молодежь разнородна. Поэтому так необходима разработка инструментария для различных страт. Это и подростки, взаимодействие с которыми не должно ограничиваться лишь конкурсами детского рисунка и чтения вслух классических произведений. И абитуриенты, многие из которых являются потенциальными бенефициарами российской правительственной квоты на бесплатное высшее образование и для которых важна адекватная стипендиально-грантовая поддержка. И студенты, ищущие возможности для совершенствования своих профессиональных навыков, открытые к экспертным дискуссиям и волонтерским проектам. И молодые профессионалы, для которых знакомство с Россией может стать не только источником новых связей и знаний, но и способом презентации и поиска инвестора для реализации собственного проекта. Для всех из них подойдут технологии формирования сообществ, что является глобальным трендом, в том числе клубные форматы, обретающие все большую популярность в мире. Ключевым направлением в этом плане становится и работа в социальных сетях.
Нужны креативные подходы, в том числе по важнейшей тематике противодействия фальсификации истории. Уже недостаточно просто организовать кинопоказ шедевров советской классики, планшетную выставку или презентацию книги (особенно с учетом низкого интереса к чтению со стороны молодежи в большинстве стран мира). Подростки и студенты хотят захватывающего сторителлинга, необычных поворотов сюжета, интерактива и деятельного участия. Это и вовлечение в поисковые отряды, и формирование волонтерских групп для ухода за памятниками, и создание клубов реконструкции, и проведение массовых, привлекающих внимание акций в формате флешмобов. Фактически речь идет о постоянном формировании традиций «живой памяти», а она сегодня возможна только с мобильным телефоном в руке. Подкраска памятников и выпуск многотомников должны сочетаться с понятными для молодежи, интерактивными и познавательными мероприятиями (можно отметить, например, квесты «Волонтеров Победы»).
Работа с молодежью требует аналитики, перевода мероприятий в прикладную плоскость (полезные навыки, связи с лидерами, финансовая поддержка проектов и инициатив). Необходимо формирование единой базы данных об участниках молодежных мероприятий, организуемых различными ведомствами, и создание бесшовной системы взаимодействия (из детского лагеря или с курсов русского языка — в российский вуз, из вуза — на стажировку или на форум, с форума — к молодым профессионалам в «Новое поколение», после стажировки — на грант, проект и т.д.).
Важно реанимировать программы школьных обменов — это можно сделать как раз на базе института побратимства, с приемом детей в семьях (такой опыт распространен сейчас и во многих странах СНГ). Причем речь идет не только о пребывании иностранных детей в России, но и о том, чтобы российские школьники посещали государства ближнего зарубежья, Азии или Африки, а не исключительно европейские страны и США, как это часто бывало раньше. Хорошим ресурсом могут стать тематические смены в ведущих российских лагерях. В этом формате можно и повысить интерес к изучению русского языка, и подтянуть языковые навыки отечественного персонала, например, в английском.
Культурная экспансия. В-шестых, нельзя обойти вниманием и новые подходы в сфере продвижения российской культуры. Тут также требуется омоложение состава гастролирующих коллективов. В целом ряде стран — государствах СНГ, Африки, в Турции и т.д. — у молодежи есть запрос на современную музыку, искусство, кино. Эта аудитория хочет популярных исполнителей, проявляет интерес к этим понятным для нее форматам, а взамен получает лишь балет, фольклорные ансамбли и симфонии. Было бы целесообразно диверсифицировать гастрольные программы с акцентом на разные целевые группы, например, на пожилых соотечественников и отдельно — на местную молодежь. Здесь значительную роль может сыграть Фонд культурных инициатив, который как раз вовлечен в поддержку креативных индустрий в России. Не менее перспективной представляется тема сотрудничества в сфере возрождения и маркетинга ремесел — спрос на продукцию с этническим компонентом во всем мире возрастает. Увеличивается и популярность онлайн-игр — еще одного потенциального инструмента для донесения подросткам (и людям постарше) важных для России смыслов, ценностей и исторических фактов.
Очевидно, что наследие великой русской культуры является вневременным феноменом. Толстой и Достоевский, Рахманинов и Чайковский, Островский и Чехов — имена такого порядка невозможно вычеркнуть, несмотря на все попытки «отмены». По большому счету, она даже не нуждается в популяризации, потому что давно стала частью мирового культурного кода. В то же время для нового поколения она требует актуализации именно с точки зрения подачи, донесения смыслов, форматов знакомства с этим богатством нашей страны. В этой связи необходимо четкое разделение двух параллельно существующих подходов. Один — поддерживающий — это традиционные инструменты продвижения классики в элитарной, «взрослой» среде: оперные и балетные постановки, масштабные гастроли симфонических оркестров и академических театров, выездные выставки лучших российских музеев, утверждение эталонов и т.д. Другой — продвигающий. Он предполагает и больше усилий, и больше средств, и больше креативности в подходах, чтобы донести классику до обычной молодежи. Необходимо показать ее актуальность для выбора социально одобряемых образцов поведения, остановиться на тех вечных проблемах, которые волнуют человечество, и ответах, которые дает русская культура. Невозможно обойтись рассказом о биографии писателя, напечатанном на нескольких роллапах, круглым столом литературоведов или очередным конкурсом сочинений и чтения вслух стихов классика. Для этого массового слоя нужно больше интерактива, больше цифровых инструментов (хороший пример — «Лекторий Достоевский» [16]), большего продюсирования впечатлений (взять хотя бы интеллектуальные баттлы, которые были организованы Институтом перевода на базе Русского дома в Будапеште в 2022 г.).
Нельзя отдельно не остановиться на теме российского кино. В отличие от многих других стран у России есть полноценный сектор собственного кинопроизводства. Казалось бы, можно активно делать контент на экспорт (в том числе помогать другим странам в создании их фильмов). Но здесь важны несколько моментов. Во-первых, это должен быть российский взгляд на общечеловеческие проблемы, ибо российская внутренняя специфика может быть далека от понимания зарубежной публикой. Отличный пример — бразильские, мексиканские, а в последнее время и турецкие сериалы, которые вызывают интерес к языку, изучению культуры, туризму, потому что основаны на понятных любому жизненных трудностях. Во-вторых, эти фильмы должны восприниматься как свои — зритель за границей должен видеть лица знакомых актеров, режиссеров, слышать узнаваемую музыку. В-третьих, вопрос некоммерческих показов упирается в чисто логистические сложности — опасения правообладателей по поводу утечек контента к «пиратам», а также разброс прав по миру (иногда может быть с десяток правообладателей на прокат одного фильма в разных странах), что требует большого числа соглашений и чисто бюрократической работы. Наконец, есть вопрос и к оборудованию — современные фильмы смотрят не только на онлайн-платформах (вопрос продвижения там — это отдельная история), но и в оффлайн-формате. Это требует DCP-оборудования, которого нет ни в посольствах, ни в подавляющем большинстве Русских домов, а в некоторых развивающихся странах — ни в кинотеатрах.
Все это заметно затрудняет вопросы продвижения кинопродукции. Не спасают ни фестивали, ни Дни российского кино, которые проводят и Россотрудничество, и «Роскино». В этой сфере, как и в любой гуманитарной активности, важна регулярность — человек должен знать, что в определенный день, в определенное время он может прийти на площадку и что-то посмотреть. Отдельные кинопраздники в этом смысле остаются «одноразовыми» мероприятиями, даже если они сопровождаются приездом съемочной группы или фуршетом в посольстве.
Резюмируя все вышесказанное, можно отметить, что актуальность решения задач по расширению российского гуманитарного влияния в перспективе будет только возрастать и в этом году, и по мере выхода из глобального геополитического кризиса. Тактические шаги понятны — ответ на сакраментальный вопрос «что делать?» известен. Возможности для оптимизации имеющейся системы и ее ресурсов в режиме «косметического ремонта» практически исчерпаны, она работает на пределе возможного с учетом всех изменений последних нескольких лет. При этом у российской «мягкой силы» имеется большой потенциал, который может быть реализован при наличии четкого целеполагания, повышения координации как внутри государственного сектора, так и с бизнесом, и с НКО, преодоления структурных ограничений и кратного увеличения финансирования, внедрения новых подходов в работе с целевыми аудиториями. Осталось лишь запустить этот процесс, требующий долгосрочных и кропотливых усилий.
Источник: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/rol-myagkoy-sily-v-mezhdunarodnykh-otnosheniyakh-sovremennyy-rossiyskiy-opyt-i-perspektivy/