«Я вернусь в мою родину исцелённым…»
Предпринимая поездку за границу в 1843 году, неожиданно оказавшуюся для него роковой, Евгений Баратынский, как видно по его свидетельствам, возлагал на неё какие-то особые надежды. Не в смысле перемены мест, благотворно сказывающейся на самочувствии, но надеялся на какие-то радикальные перемены в своей жизни и творчестве. Словно ждал ответа на давно мучивший его вопрос: «Когда исчезнет омраченье/ Души болезненной моей?».
Накануне отъезда за границу он говорит с издателем осиротевшего журнала «Современник» П.А. Плетнёвым, что по возвращению он надеется вместе с ним возглавить журнал. Матери А.Ф. Баратынской пишет из Европы: «Я вернусь в мою родину исцелённым от многих предубеждений и с полной снисходительностью к некоторым нашим истинным недостаткам, которые мы часто с удовольствием преувеличиваем». Это тем более значимо, что так пишет человек, по обыкновению того времени, с французской культурой знакомившийся ранее, чем с русской, и всю жизнь остававшийся западником.
И ещё более удивительно: «Жизнь в чужих краях тем особенно прекрасна, что начинаешь больше любить своё отечество. Благоприятства более тёплого климата не столь велики, как думают, достижения цивилизации не столь блестящи, как полагают. Жители, коих я видел доселе, не стоят русских ни сердцем, ни умом. Они тупы в Германии, без стыда и совести во Франции, прибавьте к тому, что французы большие мастера только лишь в дурачествах». А другу Н.В. Путяте из Парижа – прямо-таки, восторженно и прозорливо: «Поздравляю вас с будущим, ибо у нас его больше, чем где-либо». В Европе он, кажется, наконец-то понял, в чём причина омраченья его болезненной души и «мучительного недуга». Но 29 июня (4 июля) 1844 года он скончался совершенно неожиданно и, вроде бы, без всякой видимой причины, остающейся не уяснённой и до сих пор: «Почему так случилось, в общем-то никто толком не понял» (В. Михайлов).
Так случилось, видимо, потому, что тем ожиданиям и надеждам, которыми он был исполнен за границей, не суждено было сбыться. Ведь каждый истинный поэт с большим дарованием – человек особой организации, многим неведомой. Он живёт до тех пор, пока исполняет своё творческое предназначение и выпавшее ему свыше поручение. После чего ему и жить как бы больше ни к чему. Это не то, что трудное, но мучительное психологическое состояние, которое можно осознать, но преодолеть почти невозможно. И он уходит из жизни, вроде бы, без всякой причины…
Но в случае с Е. Баратынским сыграло свою роковую роль и другое. Он не то, что напророчил, но вызвал, накликал свою смерть, ибо нельзя безнаказанно играть словами. Об этом справедливо скажет поэт уже совсем иной эпохи: «Так играли словами коверкали смыслы, коверкали жизнь» (В. Ходасевич).
Судьбу поэта Евгения Баратынского можно понять только как трагедию человека, стремившегося к полноте восприятия мира, его цельности, но чего без веры, полагаясь только на просветительские идеи и «верховный эфир», достичь было невозможно.
А его желание – «Читателя найду в потомстве я» – сбылось. Тот факт, что мы читаем его теперь, думаем о нём, пытаясь разобраться не только в его судьбе, но и в своей, в своём времени, является тому подтверждением.
Пётр Ткаченко