«Всколыхнулся, взволновался…»
Начиная с эпиграфов, текст «Тихого Дона», можно сказать, пересыпан народными песнями. И каждая из них приводится вовсе не случайно. Каждая песня не просто иллюстрирует духовное и душевное состояние персонажей романа в тот или иной момент их жизни, но и выполняет некую духовно-мировоззренческую задачу в мире «Тихого Дона». Интересно было проследить как эпичность народных песен переходит, перетекает в эпичность романа. Можно сказать, что эпичность романа, во многой мере, обусловлена эпичностью народных старинных, лирических и исторических песен. Однажды, я проделал такую работу, проследив в меру своих малых сил внутреннюю взаимосвязь песен, приводимых в романе, с его духовно-мировоззренческой основой, в работе «Песни жизнь обрезала…». Народная песня в «Тихом Доне». (В кн. «Кубанские песни. С точки зрения поэтической. М., «Стольный град», 2001, Краснодар, издательство «Традиция», 2012).
Но одна песня из «Тихого Дона» тогда показалась мне неуместной, что ли. Точнее, тогда я не смог почувствовать её значение в романе. В самом деле, ведь это песня не народная, а официальная, считавшаяся гимном Донского Войска. А в гимне, как и подобает, должна быть и торжественность, и хвала, и славословие, и бравурность. И исполняли её казаки, отправлявшиеся на Первую мировую войну. Трудно было представить, чтобы казаки в такой волнующий для них момент, духовного и психологического подъёма стали бы петь официальный гимн. Как и трудно представить сегодня гражданина, шествующего по улице и в каком-то эмоциональном порыве распевающего гимн России… Каждой песне – своё место.
И всё же думалось, что автор напомнил об этой песне в романе, приведя её первую строфу неслучайно. Ведь в ней поётся о том, как «Всколыхнулся, взволновался/ Православный тихий Дон/ И послушно отозвался/ На призыв монарха он». Ведь то, что Дон «всколыхнулся, взволновался» можно было соотнести с изображаемыми в романе событиями кануна большой войны. Но примечательно, что в этой официальной песне, выражающей монаршую, правительственную точку зрения поётся вовсе не о той войне, на которую отправлялись казаки, которая так круто перевернёт не только их судьбы, но и судьбу всей страны:
Он детей своих сзывает
На кровавый бранный пир,
К туркам в гости снаряжает,
Чтоб добыть России мир.
«С Богом, дети, в путь далёкий, Переплыть вам лишь Дунай,
А за ним ведь недалёко
Цареград – и наших знай.
Сорок лет тому в Париже
Вас прославили отцы,
Цареград ещё к нам ближе,
В путь же, с Богом, молодцы.
Стойте крепко за святую
Церковь, божию нам мать –
Бог нам даст луну чужую
С храмов божиих сорвать.
На местах, где чтут пророка,
Скласть Христовы алтари.
И тогда к звезде с востока
Придут с запада цари!
Над землёю всей прольётся,
Вспыхнет алая заря;
И до неба вознесётся
Наше русское «Ура!»
И.Я. Рокачёв-Вёшенский. «Песни станицы Вёшенской» (Ростов-на-Дону, Ростовское книжное издательство, 1990).
Православный тихий Дон действительно всколыхнулся и взволновался, но не тем, о чём поётся в песне, а предстоящей войной. В песне же изображается совсем не та война, на которую едут казаки, не с германцами, а с турками. Причём, война – за Царьград. Но, в таком случае, эта песня содержит в себе полную апологетику Византийского соблазна, закончившегося трагедией Раскола. Апологетику освобождения Константинополя от турок и создания единого православного государства во главе с русским царём. Содержит в себе ту блажь византийской прелести, пред которой устояли многие русские самодержцы, как их на это ни толкали. Но не устоял Алексей Михайлович. И об этом ведь поётся два с половиной века спустя после того, как Раскол произошёл. Когда давно уже проверена временем губительность этого Византийского соблазна. То есть, перед нами полное несоответствие реальной войны и её духовно-мировоззренческого обеспечения. Несоответствие призыва монарха и того, что происходило в действительности. Разве может при этом война закончиться победой? Разумеется, нет. «Послушно» ли отозвался православный тихий Дон на призыв монарха? Как и подобает в государстве, каким бы «призыв» этот ни был. Следует сказать об этой «послушности», так как казаков издавна несправедливо и лукаво, в целях политических, упрекают то в том, что они «слуги царизма», то в том, что они «опричники». В связи с этим – поразительно восприятие в «Тихом Доне» царей одним из таких «опричников». Мирон Григорьевич Коршунов выдавал замуж дочь Наталью за Григория Мелехова. По случаю сватовства – «принаряженый стол». Причём, принаряжен клеёнкой с надписью «Самодержцы всероссийские» с их ликами: «Мирон Григорьевич облокотился о принаряженный новой клеёнкой стол, помолчал. От клеёнки дурно пахло мокрой резиной и ещё чем-то; важно глядели покойники цари и царицы с каёмчатых углов, а на середине красовались августейшие девицы в белых шляпах и обсиженный мухами государь Николай Александрович». Тут, что ни слово то символ, да ещё такой, что от «опричника», пусть даже и подвыпившего, никак исходить не может. Никакого тебе подобострастия: «Мирон Григорьевич, снизив голову, глядел на залитую водкой и огуречным рассолом клеёнку. Прочитал сверху завитую затейливым рисунком надпись «Самодержцы всероссийские». Повёл глазами ниже: «Его императорское величество государь император Николай…» – Дальше легла картофельная кожура. Всмотрелся в рисунок: лица государя не видно, стоит на нём опорожненная водочная бутылка. Мирон Григорьевич, благоговейно моргая, пытался разглядеть форму богатого, под белым поясом мундира, но мундир был густо заплёван огуречными скользкими семечками. Из круга бесцветно одинаковых дочерей самодовольно глядела императрица в широкополой шляпе. Стало Мирону Григорьевичу обидно до слёз. Подумал: «Глядишь зараз дюже гордо, как гусыня из кошёлки, а вот придётся дочерю выдавать замуж – тогда я по-гля-жу-у… небось тогда запрядаешь!».
Очевидно, что автор «Тихого Дона» пишет, столь уничижительно о монархе с определённой преднамеренностью. Цари и царицы – «покойники». «Обсиженный мухами Государь» на «новой» клеёнке, которой «принаряжен» стол, по случаю сватовства. «Мундир – заплёван».… Картина символическая, говорящая не только о принаряженном столе. В этой, вроде бы, мимолётной картинке, видно, как умел автор, казалось бы, чисто бытовое изображение наполнять иным, символическим смыслом.
Кажется, что такая картинка только и создана писателем как ответ на постоянные несправедливые обвинения казаков как «опричников». А казаки платили тем же: каков «призыв монарха», таково и отношение к нему, даже на вот таком, бытовом уровне. Что-то уж слишком неопричные эти «опричники» в «Тихом Доне»… Такой ли смысл вкладывал писатель, помещая в роман песню-гимн «Всколыхнулся, взволновался…» мы не знаем. Перед нами его текст, из которого выходит именно такое значение.
Но ведь подобное трагическое несоответствие «призыва» верховной власти и «отзыва» народа, по сути, повторилось в Советской России, когда революционная марксистско-ленинская догматика в своей канонической неизменности не соответствовала реальной жизни, так трудно складывавшейся государственности, что и стало основной причиной распада страны в новую либеральную революцию…