И сказал: истинно говорю вам: никакой пророк не принимается в своём отечестве. Евангелие от Луки, 4, 24
И мир не пощадил – и Бог не спас. Михаил Лермонтов
«Не обвиняй меня, Всесильный…»
Во всей великой русской литературе нет, пожалуй, другого поэта, который, отличался бы таким, единственным в своём роде своеобразием, а значит и положением в ней. Такой, как прижизненной, так и посмертной судьбой. При всём при том, что каждый истинный поэт особенен и неповторим. Это, конечно же, – великий русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов (1814–1841).
Всё его творчество, короткая жизнь и трагическая, туманная гибель столь необычны, что оказались окутаны тайнами, преднамеренными или невольными искажениями, недоговорённостями и умолчаниями. Причём, это относится не только к его жизни и посмертной судьбе, но что особенно примечательно, и к его творчеству. Да и понятно, ведь, творчества поэта отдельного от собственно его жизни не бывает…
Порой даже кажется, что как были изначально приняты определённые догматы в объяснении М. Лермонтова, так они и сохраняются во всей своей неизменности вот уже более ста семидесяти лет. Словно они кем-то утверждены на все времена и не подлежат уточнениям и пересмотру, хотя кричаще противоречат фактам, в достоверности которых сомневаться не приходится.
Надо отдать должное как наиболее проницательным его современникам, так и последующим исследователям. Многие из них давно чувствовали и совершенно справедливо отмечали это особенное положение М. Лермонтова в русской литературе. Однако, как представляется, что, впрочем, очевидно, объяснение своеобразия личности М. Лермонтова и его творчества далеко не всегда находило и находит убедительные объяснения.
Не потому ли исследователи чаще писали и пишут биографию поэта, или описывают его эпоху. То есть, как, в силу тех или иных обстоятельств, появились творения духа, непревзойдённые литературные шедевры. Но обстоятельства, как и глубокие переживания бывают у большинства людей. А такие стихи – только у поэта. А стало быть, не обстоятельства жизни и не биография сами по себе имеют тут главное значение. Хотя, разумеется, и биография поэта определяет его творчество. Мы лишь – о том, что биография не может быть высшим критерием в постижении поэта.
А потому я, по сути, не касаюсь его биографии, но прибегаю к тем или иным биографическим фактам лишь в тех случаях, когда без них не обойтись. С надеждой на то, что жизнеописание поэта, которое обычно издаётся, как правило, стереотипное, читателям известно.
В чём же состоит своеобразие поэта и такая выделенность его в русской литературе? На этот вопрос, несмотря на столь многое написанное о нём, мы очень уж редко находим в исследованиях не то, что ответ, но даже робкое приближение к нему.
Своеобразие личности поэта и его творчества можно в определённой мере постичь через духовномировоззренческие представления, и его христианское понимание мира. Но так складывалась наша многотрудная история, народная и государственная судьба, что духовномировоззренческие ценности не почитались у нас как основные и заглавные, от коих зависит благополучие личности, общества, народа, страны. А вместо них общественному сознанию навязывались иные воззрения, как несомненно «передовые» и, разумеется, революционнодемократические. И приобрело это поветрие, по сути, повсеместный характер в образованной части общества не в советский период истории, а гораздо раньше, ещё при жизни М. Лермонтова. Во времена неистового В. Белинского, по сути, задавшего тон не духовного, как должно, а лишь социального подхода к литературе, который по причине его упрощённости и ограниченности не приближает нас к постижению творений духа. Хотя социальные аспекты общества вовсе необязательно изучать только по литературе. Для этого есть немало иных надёжных источников. Иначе вольно или невольно литература приносится в жертву позитивистским и материалистическим воззрениям. В связи с этим – примечательна и любопытна история взаимоотношений М. Лермонтова и В. Белинского, которой мы коснёмся.
При таком социальном подходе к литературе, как правило, словно не замечаются подлинные значения творений поэта. Им придаются произвольные смыслы, а точнее – в согласии с идеологическими пристрастиями толкователей. Понятно, что при этом поэтический мир М. Лермонтова становится лишь поводом для выражения их отвлечённых убеждений.
Нельзя обойти и эти постоянные попытки вывести М. Лермонтова, скажем так, из литературного поля. Если ранее это происходило по причине «социальности», как якобы более «передовой» и «прогрессивной», чем сама литература, то теперь – на том основании, что поэтический мир М. Лермонтова якобы представляет собой нечто большее, чем литература. Особенно это характерно для авторов последнего времени, дерзающих постичь М. Лермонтова с точки зрения христианских воззрений. Закономерно, что людям, может быть, только вчера открывшим впервые Евангелие, это, как правило, не удаётся. Таким образом, преодолев одну напасть, отдающую изрядной долей вульгарного социологизма, теперь приходится преодолевать иную – догматическую, через которую, постичь поэтический мир М. Лермонтова так же невозможно.
Не может не удивлять и прямотаки феномен посмертной судьбы М. Лермонтова, состоящий в том, что в поколениях постоянно предпринимаются попытки его забвения. Началось это сразу же после гибели поэта, с его похорон, которые он себе напророчил: «Кровавая меня могила ждёт, Могила без молитв и без креста». (Выделено мной – П.Т.) Именно всё так и произошло. М. Лермонтов был похоронен на Пятигорском кладбище вне христианского обряда, без отпевания, то есть, без молитв. Священник, лишь, сопроводил гроб от домика В. Чилаева, где поэт жил, до могилы. И то, по настоятельной просьбе друзей поэта и по распоряжениям кавказской военной администрации. Вместо креста, как обычно делается на кладбищах, была установлена надмогильная плита, хотя плиты обычно устанавливают в часовнях, но не на кладбищах. Но даже за это неотпевание М. Ю. Лермонтова, настоятель Скорбященского храма о. Александровский был наказан…
О странностях похорон М. Лермонтова в Пятигорске 17 июля 1841 года рассказал в своё время военный литератор П. К. Мартьянов (18271899), который в 1870 году первым приехал в Пятигорск с целью изучения обстоятельств гибели М. Лермонтова. Он застал ещё в живых очевидцев последних дней жизни поэта и его похорон. («Последние дни жизни М. Ю. Лермонтова», М., «Гелиос АРВ», 2008). Неужто ему мы должны верить меньше, чем гораздо поздним авторам, строившим свои исследования на отвлечённых, а то и на просто неверных соображениях?
После перенесения праха поэта в 1842 году в Тарханы, место пятигорской могилы было утрачено. Это довольно странно, так как родственник М. Ю. Лермонтова Аким Шан-Гирей женился на Эмилии, падчерице генерала Верзилина (в доме которого якобы и произошла ссора Мартынова с поэтом), сыгравшей не последнюю роль в гибели М. Ю. Лермонтова. И они довольно долгое время проживали в Пятигорске. Утратить при этом первоначальное место захоронения поэта можно, разве что, при условии полного равнодушия к нему. Ну и, конечно, непонимании масштаба его дарования и значения в русской литературе. Или же чего-то опасаясь…
А в родных Тарханах над могилой поэта совершались новые кощунства, почти, во всё время его упокоения там. Последовательность кощунств, начавшихся с похорон поэта в Пятигорске и продолжившихся над его могилой в Тарханах, никак нельзя отнести на счёт «невежества и безответственности» людей. Слишком уж они последовательны и непрерывны, чтобы не заметить в них определённую преднамеренность. И надо быть наивным и простодушным человеком и, кстати, не полермонтовски воспринимать мир, чтобы всё это объяснить «невежеством» и «безответственностью» отдельных людей…
При создании музеязаповедника, в 1936 году было предпринято вскрытие могилы, для осмотра склепа и гроба. После этого могилу возвратили в прежнее, естественное состояние, то есть, она была засыпана землей.
Но в 1939 году могилу вскрыли вообще, мотивируя это тем, что часовня становится «мавзолеем». Иными словами, в открытой могиле поэта выставили его гроб на всеобщее обозрение. Хотя под понятие «мавзолея», находящаяся в таком виде могила уж никак не подходила. И это продолжалось более семидесяти лет… История кощунства над могилой великого поэта в Тарханах изложена в исследовании директора Государственного Лермонтовского музея заповедника «Тарханы» Т. М. Мельниковой – «Историческая справка по памятнику «Захоронение М. Ю. Лермонтова (часовня и склепы)». А также – в исследовании П. А. Фролова «Вскрытие склепа М. Ю. Лермонтова в 1936 году». Оба исследования опубликованы в «Тарханском вестнике» (выпуск двадцать шестой, 2013). Ранее – в книге П. А. Фролова «Лермонтовские Тарханы» (Саратов, Приволжское книжное издательство, Пензенское отделение, 1987).
Эту постоянную угрозу забвения поэта, начавшуюся сразу после его гибели и продолжающуюся до сих пор, из исследователей последнего времени наиболее полно определил и постиг талантливый поэт Юрий Беличенко в книге «Лета Лермонтова» (М., Московские учебники и картография, 2001). Лета Лермонтова – от имени Леты, реки забвения.
Впрочем, это отмечалось исследователями разных времён. Даже в двухтомной антологии, вышедшей в издательстве Ставропольского государственного университета «Лермонтовский текст» (Ставрополь, 2007), не отличающейся особой научностью, признан этот факт: «Не было покоя Лермонтову и после смерти» (Е. И. Яковкина).
Но удивительно и поразительно, что, несмотря на такую постоянную угрозу забвения, со временем поэзия и личность М. Лермонтова приобретают всё большее и большее значение, открываются новыми смыслами. Теперь мы даже задумываемся о том, с какой целью пришёл на столь малое время гений М. Лермонтова, так как в силу целого ряда причин и обстоятельств, это остаётся не вполне постигнутым ни в филологической науке, ни в народном самосознании.
Похоже, что борьба за великого русского поэта, наделённого даром пророчества, борьба за его облик и его образ мыслей продолжаются во всю его посмертную судьбу, вплоть до сегодняшнего дня. Повторюсь, во всей русской литературе мы не найдём другого поэта со столь трагической и пророческой судьбой. И приходим к естественному выводу о том, что творчество и облик М. Лермонтова оказывались и оказываются в эпицентре не каких-то социальных, литературных, идеологических, философских противоборств, но – духовно-мировоззренческих. Он явился мощным выразителем изначальной брани духовной, отстаивающим духовную природу человека.
Своей задачей мы видим рассмотрение исследований жизни и творчества М. Лермонтова последних лет. С целью уяснить то, в какой мере постигается нашими современниками личность и гениальное творчество поэта. Если же они не постигаются, а в них только повторяются и варьируются известные догматические представления предшествующих времён, то найти их, прежде всего, мировоззренческие причины. И особенно в писаниях конца ХIХ века, когда престарелые его современники обнаружили, что не только просмотрели великого русского поэта, но и оказались причастными к его гибели. И активно взялись за перья, зачастую для своего оправдания. Естественно, я обращаюсь и к первым исследованиям жизни и творчества М. Лермонтова, в которых ещё можно различить достоверные факты.
Ну и, конечно же, в постижении личности М. Лермонтова и его поэтического мира главными остаются сами его творения, – по возможности более точное их прочтение. Это приходится оговаривать потому, что, в нашем лермонтоведении преобладают работы, объясняющие судьбу, жизнь поэта. Сами же его произведения остаются как бы только приложением к сему. Глубокий анализ текстов поэта с точки зрения духовномировоззренческой, остающихся неизменными со времени их создания, до сих пор встречается ох, как нечасто. И для этого есть свои причины – ранняя трагическая гибель М. Лермонтова, остающаяся до сих пор не уяснённой и невнятной. А потому, говоря о творчестве поэта, мы не можем не говорить об обстоятельствах его гибели. Но это свидетельствует о том, что причиной ранней смерти поэта стали не какието бытовые, амурные или ещё некие обстоятельства, а – именно его творчество, тот мощный дух, который он привнёс в этот мир.
Многие книги о творчестве и трагической судьбе М. Лермонтова ныне называются «загадками» – то ли «Загадка Лермонтова», то ли «Загадка последней дуэли» и т. д. Никаких отгадок в подобного рода изданиях, как правило, нет. Но откуда тогда эти «загадки», если это не явно интригующие, «рыночные», а значит в определенной мере спекулятивные издания? «Загадки» эти, во многой степени – от необъяснённости творчества М. Лермонтова, от непостижения его уникального дарования в особенности, с точки зрения христианских воззрений, вне которых понять в полной мере поэта невозможно. Ну и, конечно, –с литературной точки зрения, а не какойто иной – социальной, реальнобытовой, позитивистской…
Другой причиной «загадок» являются сами обстоятельства его трагической гибели, и более ста семидесяти лет спустя остающиеся необъяснёнными, носящими все признаки убийства. Нам скажут, что для объяснения нет фактов. Нет, факты есть. Есть свидетельства бесспорные в той же мере, как и сама гибель поэта. Но эти свидетельства, коль даже следственным делам доверять невозможно, как построенным на сговоре, следует отбирать и сопоставлять. Иметь в виду, что при жизни поэта у него были друзья и почитатели его гения, но были и недоброжелатели… А потому, не все свидетельства являются истинными. И их вполне возможно распознавать и теперь. Не следует доверять запоздалым «воспоминаниям», писанным тридцать лет, а то и полувек спустя после гибели поэта. Заведомо ложным свидетельствам и «воспоминаниям», таким как князя А. Васильчикова. Уже хотя бы потому, что князя после десятилетий молчания вынудили написать эти «воспоминания». Он же намеревался молчать, что называется, до конца. А также потому, что в его «воспоминаниях» факты кричаще противоречат друг другу и постоянно изменялись.
А потому, как понятно, не все свидетельства современников поэта мы должны привлекать как несомненные, так сказать, по определению. Коль современник, значит, вещает истину. Увы, это далеко не так. К сожалению, уже биограф поэта П. А. Висковатов в книге «Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество», вышедшей в 1891 году, не всегда различал свидетельства друзей поэта, понимавших его, и – недоброжелателей, его ненавидевших. (М., «Современник», 1987).
Нет никаких оснований потоплять трагедию гибели поэта во всевозможных «версиях», что, к сожалению, продолжается и до сих пор. Есть неоспоримые факты, причинноследственная связь происшедшего, есть, наконец, логика отбора этих фактов и их сопоставления. Этого достаточно для того, чтобы в сознании потомства сложилась достаточно достоверная картина происшедшей трагедии. Но, к сожалению, она и до сих пор остаётся абсолютно необъяснённой. Это может быть лишь при условии, что и до сих пор в нашем обществе находятся силы, поддерживающие её именно в таком состоянии. Опятьтаки, я имею в виду не только реальнобытовые отношения поэта с окружавшими его людьми, но, прежде всего, духовномировоззренческие, так как и причиной гибели поэта, как уже сказано, стали не бытовые или ещё какието причины, но его гениальность, невероятная острота ума, ну и, главное, тот редкий дар пророка, который дал ему вечный Судия. А участь пророков известна с незапамятных времён до сего дня. Согласно Евангельской мудрости «никакой пророк не принимается в своём отечестве» (Евангелие от Луки, 4, 24). Вот главная причина гибели великого русского поэта, наделённого даром пророчества, Михаила Юрьевича Лермонтова. Уразуметь и объяснить её посложнее, чем какие бы то ни было социальные, бытовые, служебные и иные отношения между людьми…
Потому поэт и говорит в стихотворении «Ангел» о пламени неземном, хранящемся в нём со дней младенчества: «Хранится пламень неземной Со дней младенчества во мне». А в стихотворении «Ужасная судьба отца и сына» пламень, огонь божественный оправдан Творцом. И что очень важно, относящееся к пророческому дару М. Ю. Лермонтова, люди угасить хотели этот пламень неземной в его душе:
Я ль виновен в том,
Что люди угасить в душе моей хотели
Огонь божественный, от самой колыбели
Горевший в ней, оправданный Творцом.
И это не декларации, так как и аспекты общественной жизни, и его личной судьбы, выраженные им, сбылись с пугающей точностью. Ну а почему люди сей драгоценный дар хотели угасить в душе поэта – это и есть реальное проявление участи пророка, отмеченное выше.
Ссылки на историчность исследований о жизни и творчестве М. Лермонтова, которые, якобы должны придать повествованию несомненную достоверность, не состоятельны, так как речь идёт, прежде всего, о поэзии. А это – разные формы самосознания людей и подменять их нет оснований. Конечно, каждый исследователь обращается и к эпохе М. Лермонтова. Но заглавным, основным такая подмена поэзии историей быть не может.
Документальность исследований тем более не проясняет личности поэта, не говоря уже о его творчестве. Особенно – трагическую его гибель. Уже хотя бы потому, что, как уже сказано, даже материалам следствия и военносудного дела 1841 года верить нельзя, как выстроенным на сговоре М. Глебова, А. Васильчикова и Н. Мартынова («Дуэль Лермонтова с Мартыновым». Составитель Д. А. Алексеев. М., 1992). А потому «документальность», принятая в качестве основного принципа исследования, есть не что иное, как уловка в разговоре вроде бы о поэте, не касаться главного – поэтического мира М. Лермонтова. Цель таких исследований – высказать свои убеждения, бесконечно далёкие от убеждений и поэтического мира самого М. Лермонтова. В какой мере это делается из лукавства, а в какой, по глубокому убеждению, вполне искренне, сказать трудно. Но и искренность сама по себе ещё не аргумент в поэтическом исследовании.
Примером таких псевдонаучных исследований являются книги В. А. Захарова, который справедливо почитается истинными литераторами не лермонтоведом, а, скорее, мартыноведом (к примеру, – «Загадка последней дуэли». Документальное исследование. М., Русская панорама, 2000). В этой книге о М. Лермонтове, а точнее было бы сказать, о Н. Мартынове, пожалуй, всё направлено против поэта, начиная с эпиграфа, в качестве которого он приводит строчки М. Лермонтова из стихотворения «Памяти А.И. Одоевского»:
…С собой
В могилу он унёс летучий рой
Ещё незрелых, тёмных вдохновений,
Обманутых надежд и горьких сожалений!
Но в книге о М. Лермонтове, если автор её считает таковой (а не о Н. Мартынове), таким эпиграфом однозначно проводится давняя мысль, бытующая в среде псевдолитературоведов: по причине ранней гибели он, мол, не успел ничего значительного сделать и, как поэт, якобы не состоялся… Но, проводя такую мысль, как можно десятилетиями заниматься М. Лермонтовым? Впрочем, В. А. Захаров о М. Лермонтове, как о поэте, собственно и не пишет. Его больше занимает убийца поэта. Он даже публикует в названной книге его графоманские писания, почтенно называя их «сочинения г-на Н. С. Мартынова». Не думаю, что такой казус «лермонтоведа» В. А. Захарова проистекает только из обычной нечуткости к поэзии. Судя по его писаниям, тут скорее просматривается идеологическая озабоченность…
Сравним сходные стихотворения: «Он был рождён для счастья, для надежд…», написанном в 1834 году и «Памяти А. И. Одоевского» 1839 года («Он был рождён для них, для тех надежд…»).
Но ведь в ранее написанном стихотворении содержится прямо противоположный смысл. Говоря о поэте вообще, а стало быть, и о себе:
Как сочный плод до времени созрелый,
Между цветов висит осиротелый,
Ни вкуса он не радует, ни глаз;
И час их красоты – его паденья час!
В оценке же А. И. Одоевского:
В могилу он унёс летучий рой
Ещё незрелых, тёмных вдохновений,
Обманутых надежд и горьких сожалений.
«До времени созрелый» и «ещё незрелых» – это ведь прямо противоположные смыслы…
Таким образом, данную поэтом характеристику А. И. Одоевского, исследователь В. Захаров переносит на самого М. Лермонтова, вынося её эпиграфом к книге. Но это ведь не то, что неточное прочтение текстов, а искажённая интерпретация их, так как в этих, вроде бы, сходных стихах содержатся, по сути, противоположные значения. Такая подтасовка недопустима, так как является неким прямо-таки шулерством…
А потому, вынося в эпиграф книги «Загадка последней дуэли» строчки об А. И. Одоевском, автор совершает подмену, – выставляет М. Лермонтова «ещё не зрелым», в то время как он сам осознавал себя: «до времени созрелым», в чём и состояла его трагедия. Это образчик того литературоведения, которое основывается на неких своих отвлечённых убеждениях, как правило, идеологических, но только не на текстах поэта.
Многие исследователи, объясняющие судьбу М. Лермонтова, придают своим соображениям не иначе как статус версии. Это очень принципиальное положение, на которое можно ответить разве что таким образом: если наша драматическая история состоит лишь из версий или из набора мнений, при которых истины как бы и нет, и даже не предполагается, дела наши плохи. При таком «методологическом» условии осмысление нашей истории и судеб выдающихся личностей в принципе невозможно.
В отношении жизни и творчества М. Лермонтова это особенно наглядно, так как почти каждый факт его жизни в наших научных, литературных и окололитературных исследованиях, есть не что иное как «версии». В то время, как более чем ста семидесяти лет со дня гибели поэта – срок, более чем достаточный для того, чтобы прекратить играть в «версии», и хотя бы составить научную биографию великого поэта, которой до сих пор нет…
В размышлениях о судьбе М. Лермонтова сегодня, когда прошло уже столь много лет со дня его гибели, непременно должны быть соблюдены некоторые условия для того, чтобы не выдвигать произвольные версии, но хотя бы в какой-то мере приблизиться к истине.
Первое из них состоит в том, что загадочная гибель М. Лермонтова не может быть рассматриваема вне его творчества, хотя оно и обладает особой биографичностью. Мало ли офицеров в те времена стрелялось и погибало на дуэлях. Разгадываем ли мы их тайны и интриги, которые там, безусловно, были? Нет. Нас тревожит вот уже более ста семидесяти лет загадочная гибель великого русского поэта М. Лермонтова. А это и значит, что именно творчество его стало главной причиной его таинственной гибели. К тому же он обладал невероятным пророческим даром и многое предсказал о себе.
Второе состоит в том, что мы обязаны отдать себе полный отчёт в том, что новых фактов, документов и свидетельств не будет. Всё уже найдено и известно. А стало быть, надо рачительно распорядиться теми фактами, которые есть. К сожалению, в литературоведении о М. Лермонтове мы наблюдали и наблюдаем это редко. Конечно, архивы и частные собрания обладают загадочностью, и что-то может явиться неведомое. Но это маловероятно. Тем более, что такая великая война прокатилась по России, в которой горели и архивы…
Бережность же в распоряжении уже имеющимися фактами состоит в том, что мы обязаны отделить свидетельства накануне и сразу после гибели поэта от тех, которые возникли позже, как правило, в результате домыслов. Кроме того, мы должны не формально, а по существу, различать – кто именно свидетельствует о М. Лермонтове, сразу после его гибели, вплоть до сегодняшнего дня. Ведь у поэта были, повторимся, как почитатели его таланта, друзья, так и недоброжелатели. Смешивание первоначальных фактов с последующими, возникшими за многие годы и десятилетия, не может даже приблизить нас к объяснению судьбы поэта.
Это – непременное условие, коль новых фактов нам ждать неоткуда. Остаётся, верно истолковать факты уже имеющиеся, особенно первоначальные, сразу после гибели поэта. Поставить их в точную причинно-следственную взаимосвязь. И только тогда мы можем получить более или менее объективную картину судьбы поэта и его странной гибели.
Поразительно ведь, что дуэльную версию гибели М. Лермонтова не подтверждают ни официальные документы – следственные дела, – ни свидетельства его современников, ни воспоминания их уже годы и десятилетия спустя, даже тех из них, кто не был, так или иначе, причастен к гибели поэта. И, тем не менее, дуэльная версия всё ещё варьируется и навязывается как единственно возможная вот уже более ста семидесяти лет, без всякой надежды прийти к более-менее убедительному сюжету этой дуэли, закончившейся столь трагически. Невольно задаёшься вопросом: а, может быть, исследователи, разгадывающие тайну гибели М. Лермонтова, идут по неверному пути, не приводящему ни к какому результату, или же руководствуются какими-то такими соображениями, чтобы подобные «исследования» продолжались бесконечно?..
Не из умысла, конечно, хотя в подобного рода делах не исключены и преднамеренности. Но такая долгая неразгадываемость тайны гибели М. Лермонтова имеет своё убедительное и очевидное объяснение. Коль мы имеем в виду не только биографию поэта, не только событийную сторону его трагической гибели, но – духовно-мировоззренческое соотношение сил в обществе, как в его время, так и в наше, через него открывается стойкая закономерность: в новых и новых поколениях появляются не только приверженцы его, понимающие масштаб его дарования, но и ненавидящие его за образ мыслей, за остроту ума, за бесстрашную искренность, за любовь к России. И это противостояние вокруг наследия и имени М. Лермонтова, кажется таким же нескончаемым и неустранимым, как и брань духовная.
Между тем, как перед исследователями давно уже стоит задача, определённая Юрием Беличенко: «Время передало нам тайну сознательно скрытого преступления, и наш нравственный долг перед памятью поэта эту тайну раскрыть и всех виновных в его гибели назвать поимённо».