Кто победил в споре Ленина и Богданова?
В известной сказке Евгения Шварца молодой ученый Христиан-Теодор боролся со своей тенью, которая отделилась от него, стала жить собственной жизнью и даже попыталась выдавать себя за Христиана-Теодора и его самого превратить в свою тень. История русского, дореволюционного и советского марксизма также представляет собой непрекращающуюся борьбу «собственно марксизма» и его неизменной и тем не менее строптивой тени — «марксистского криптопозитивизма» — учений позитивистского толка, которые их сторонники представляли как развитие философии Маркса и даже выдавали за настоящую ортодоксию – «подлинный марксизм».
Впервые подобная дискуссия с позитивизмом внутри школы марксистов развернулась еще до революции – в 1909 году. Речь идет, конечно, о знаменитом споре между лидером большевиков В.И. Лениным, который выступил под псевдонимом В. Ильин и «эмпириомонистом» А.А. Богдановым (Малиновским). Сам Богданов отвергал свою принадлежность к школе эмпириокритиков — представителей «второй стадии позитивизма» и утверждал, что он просто творчески развивает взгляды Маркса с учетом новейших на тот момент достижений философии и науки. В своей книге «Эмпириомонизм» он писал: «я гораздо меньше «махист», чем тов. Бельтов — «гольбахианец»; и я надеюсь, это не помешает нам обоим быть добрыми марксистами»[1]. Тем не менее Ленин сразу заметил позитивистский уклон Богданова и резонно указывал на то, что основное понятие своего эмпириомонизма – «опыт» Богданов некритически заимствует у Авенариуса и Маха[2].
Будущая советская традиция истории философии заявляла о сокрушительной победе В.И.Ленина, тем не менее, как это всегда бывает в философии, стороны остались при своих мнениях и Богданов, ответив на книгу Ленина едкой рецензией[3], продолжал развивать свои взгляды и до революции, и после нее. Более того, не были поколеблены не только философия Богданова, но и сам российский «марксистский криптопозитивизм».
В 1920-е годы развернулся новый спор в среде русских марксистов – между «диалектиками» и «механистами» и в концепции «механистов» открыто звучали тезисы позитивистской философии, лишь слегка приправленные марксистской фразеологией. Впрочем, С.Н. Мареев не без оснований на то подозревал, что по сути позитивистскими были взгляды и противников механистов «диалектиков»-деборинцев, для которых диалектика была не методом, как для Маркса, а доктриной[4]. В этом случае настоящим «ортодоксальным марксистом» в лучшем смысле этого слова, то есть сторонником диалектического марксизма, восходящего к самому Марксу, был в это время не Деборин – предшественник полного криптопозитивистких тезисов сталинского «диамата», а, например, Михаил Лифщиц, который правда в этом споре участия не принимал, зато в 30-е полемизировал с вульгаризаторами марксизма в области эстетики и литературоведения.
После торжества в советской философии упрощенной версии марксизма, изложенной во вводной главе «Краткого курса истории ВКП (б)» (также не свободной от позитивистских стеореотипов), которую нельзя было подвергать критике под угрозой объявления «врагом народа», среди советских философов опять начинается разделение на течения и споры между течениями. Показательно, что среди них наиболее влиятельным становится течение, которое по сути исповедует взгляды неопозитивизма, лишь внешне прикрытые марксизмом. Именно против него и выступил Э.В. Ильенков, своей философской интуицией уловив, что под «марксистским языком» там скрывается самый что ни на есть плоский позитивизм. Не случайно последняя, вышедшая уже после его смерти работа Ильенкова – «Ленинская диалектика и метафизика позитивизма» была посвящена спору между Лениным и Богдановым и не случайно также что она была встречена коллегами Ильенкова как минимум, с недоумением, а кое-где и с открытым раздражением[5]. На первой же странице мы встречаем горькое признание советского творческого марксиста: «За истекшие 70 лет со времени выхода книги В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» идейные битвы не стали ни менее напряженными, ни менее значимыми для судеб людей, объединенных в те же самые борющиеся партии, что и в начале столетия. Меняются имена и названия, совершенствуется, становясь все более изощренной, стратегия и тактика борьбы, но суть ее остается той же»[6]. Признание это горькое, так как Ильенков фактически констатирует: прошло 70 лет с тех пор как Ленин раскритиковал позитивизм под маской марксизма, формально позиция Ленина признана официальной в советской марксистской философии, но тем не менее «марксистский криптопозитивизм» не просто продолжает существовать, он фактически взял верх в философском сообществе СССР.
Действительно, в духе «марксистского позитивизма» были выполнены практически все учебники по философии. Большинство членов советского «философского цеха» были представителями криптопозитивизма. Некоторые из них еще продолжали искренне верить, что именно таков настоящий марксизм, в то время как другие — откровенно ссылались на Маркса и Ленина из опасений перед цензурой, а подлинными авторитетами для них уже были неопозитивист Р. Карнап и постпозитивист К. Поппер. В знаменитом неотосланном письме Ильенкова в ЦК КПСС мы слышим буквально крик о гибели марксистской философии в СССР, которая утонула в море позитивистских интерпретаций проблем частных наук: «Фактически термин «философия» превратился с некоторых пор в название, обнимающее собой абсолютно ничего общего не имеющие между собой занятия. И уж подавно ничего общего с ленинским пониманием… марксистско-ленинское понимание философии как особой науки, обладающей своим предметом исследования, подменено чисто позитивистским»[7].
Дальнейшие события только подтвердили правоту Ильенкова. Те представители философского цеха СССР, которые в его время еще пытались сопрягать марксизм с позитивизмом и считали или, по крайней мере, называли себя марксистами, после перестройки открыто признали, что они — логические позитивисты, или попперианцы, или сторонники аналитической философии (как оппонент Э.В. Ильенкова — Д.И. Дубровский). Произошло полное размежевание марксизма и выросшего из него отечественного позитивизма.
Итак, невозможно сомневаться, что наряду с ортодоксальной, диалектико- и историко-материалистической, «ортодоксальной» линией в русском и советском марксизме все время продолжала существовать вторая, криптопозитивистская линия. Ее критиковали, изводили, преследовали, но она упорно возрождалась в каждый следующий исторический период в новой форме. Причем, это не специфическая черта именно русского марксизма. На Западе также распад марксизма после смерти его основоположников начался с Эдуарда Бернштейна, который стал ратовать за замену диалектики «научными методами» и трактовку исторического материализма как «социологии К. Маркса», то есть фактически тоже трансформировал марксизм в своеобразный внешне напоминающий марксизм позитивизм.
Но если марксизм неизбежно рождает эту свою тень – позитивизм, то резонно задаться вопросом: как это происходит и чем это вызвано? Попробуем ответить на этот вопрос. Но для этого нужно дать краткую характеристику и марксизма, и позитивизма.
- Позитивизм как учение о непознаваемости сущности
Начнем с позитивизма. Так называется философское течение, возникшее во Франции в начале XIX века. Его основоположником был Огюст Конт, его главный труд, в котором вкратце он изложил свое учение – «Система позитивной философии» (на русском языке есть сокращенное изложение — «Дух позитивной философии»).
Как и марксизм, позитивизм появился на гребне критики философского идеализма Гегеля и, как и марксизм, он был связан с французским утопическим социализмом (Конт одно время был секретарем графа Сен-Симона). Но на этом сходства кончаются. Если марксизм критиковал Гегеля с позиций диалектики, что значит – признавал в учении Гегеля наличие рационального зерна, которое нужно извлечь из-под шелухи заблуждений (демистифицировать гегелевскую диалектику и перевернуть «с ног на голову» — систему), то Конт просто отвергал всю классическую философию, которую он назвал метафизикой (не в гегелевском смысле, а в смысле учений, восходящих к Платону и Аристотелю) и к которой причислял систему Гегеля и его последователей. Конт считал, что наступила новая эпоха человеческой истории, когда на смену метафизике, построенной якобы лишь на воображении, приходит наука, опирающаяся на опыт и дающая положительное знание. Характерная особенность науки состоит в том, что она ограничивается «систематической оценкой того, что есть, отказываясь открывать первопричину и конечное назначение». Иначе говоря, науку интересуют явления, то, что дано в опыте, через органы чувств и приборы, и она описывает их, не строя гипотезы относительно умопостигаемых сущностей. Именно в этом и состоял смысл знаменитого высказывания Ньютона «гипотез не измышляю». Он имел в виду, что старая антично-средневековая «физика» или натурфилософия интересовалась сущностями вещей, первоосновами и первопричинами, пыталась объяснить, почему тела падают на землю, новую же опытную и математическую физику не интересует природа гравитации, а интересует лишь, как можно описать гравитационное взаимодействие при помощи математики.
Таким образом позитивизм – это философия, которая признает познаваемость лишь явлений, того, что нам дано в чувственном опыте, сущность этих явлений она считает непознаваемой. Поскольку же классическая философия возникает в античности именно как попытка познать при помощи ума сущность мира (только одни философы эту сущность определяют как материю, субстанцию, а другие — как дух, идею), то логично, что позитивизм отвергает классическую философию. Тогда, правда, возникает вопрос: чем же должна заниматься философия в век науки, то есть философия, отказавшаяся от претензий метафизики? Конт отвечает на этот вопрос: создавать научную картину мира, суммируя достижения частных наук, его ученик Спенсер считал, что задача научной философии – идти от частных законов разных областей универсума к общему закону мира (каковым он посчитал закон эволюции). Неопозитивисты провозгласили, что задача философии – помогать науке оттачивать ее методологическое оружие, а для этого надо изучать и совершенствовать язык науки.
Особую ненависть у позитивистов всех школ и времен вызывает диалектика. Это и понятно: метод позитивистской философии – рассудочное, формально-логическое мышление. Суть позитивизма – признание познаваемости только лишь явлений и непознаваемости сущности. Диалектика же провозглашает, что явления не существуют без сущности, явления есть проявления, раскрытие некоей сущности (также как сущность – основа любого явления). За каждым явлением стоит сущность и познавая явления, мы познаем и сущность, но лишь в определенной мере, потому что за явленным все равно остается скрытое. Сущность и явление составляют противоположности, которые в основе едины, но не тождественны. В осмыслении этого — суть диалектики как учения о единстве и борьбе противоположностей. Собственно, это и пытался объяснить Богданову Ленин в своем сочинении «Материализм и эмпириокритицизм». Ведь за утверждением Богданова, что абсолютной истины не существует, а есть лишь истины относительные, истины опыта, которые всегда зависят от наблюдателя, субъекта, стояло более общее, принципиальное утверждение, присущее позитивистской философии: нет сущности есть только явления. По Ленину же все иначе, за относительными истинами стоит абсолютная, за конечными явлениями мира – бесконечная объективная материальная реальность. Только позитивисту это не дано понять, как не дано лягушке увидеть неподвижные предметы. Метод позитивизма – рассудочное мышление не позволяет этого.
Конт был и основоположником социологии. Поскольку вершиной научного познания он считал физику, то и науку об обществе не мыслил как своеобразную социальную физику. Ее задача – опираясь на эмпирические методы (опросы, изучение мнений «фокус-групп») описать законы развития общества. Некоторые считают, что и Маркс был всего лишь одним из социологов в контовском смысле, но это, конечно, не так. У Маркса было совершено иное понимание общества и его специфика была связана с использованием Марксом диалектического метода.
- Роль диалектики в марксизме
В конце XIX века. после смерти Маркса выяснилось, что он был неправ в своих предсказаниях скорой пролетарской революции в Англии. Это вызвало скандал в среде марксистов и побудило некоторых из них призвать к ревизии учения Маркса («ревизионистская школа» Э. Бернштейна). Другие выступили с «ортодоксальных», революционных позиций (Г.В. Плеханов, В.И. Ленин, ранний К. Каутский, Р. Люксембург, А. Грамши) и тем самым породили спор о том, до каких пор можно пересматривать отдельные положения учения Марка и Энгельса (которые, очевидно, могли в чем-то ошибаться), чтоб остаться марксистами и не превратиться в ревизионистов. Георг Лукач ответил на этот вопрос парадоксально. Он писал, что даже если бы «новейшими исследованиями была бы неопровержимо показана содержательная неправильность всех отдельных тезисов Маркса, всякий серьезный «ортодоксальный» марксист мог бы «безоговорочно признать эти новые результаты, отвергнуть все тезисы Маркса по отдельности, ни на минуту не отказываясь от своей марксистской ортодоксии. … Ортодоксия в вопросах марксизма … относится исключительно к методу»[8]. Метод же это – как известно, диалектика, которая позволяет воспринимать общество не как мертвый набор ограниченных фактов, а в его в тотальности. Термин «тотальность» Лукач позаимствовал у Гегеля и Маркса, и он требует разъяснений. Э.В. Ильенков писал, что под тотальностью Маркс понимал целостность и таким образом тотальность следует отличать от всеобщего: «Всеобщее выступает тут как закон или принцип связи таких деталей в составе некоторого целого – тотальности, как предпочитал выражаться вслед за Гегелем Маркс»[9].
Итак, ортодоксальный марксизм или марксизм самого Маркса это, по Лукачу – понимание общества как диалектической целостности, а не как механической суммы индивидов, социальных групп и классов. Общество для диалектика – не просто сумма индивидов, а нечто большее. Это «большее» — назовем его «социальность» — и делает общество обществом, а человека – существом социальным, общественным, то есть человеком.
Открытие того факта, то общество является целостностью, тотальностью принадлежит, конечно, не Марксу, а его учителю в философии – Гегелю. Но Гегель трактовал этот факт идеалистически. По Гегелю, человека делает человеком не что иное, как мышление. Именно мышление, дух скрепляет индивидов, делает их обществом, развиваясь по законам диалектики, заставляет и общество проходить различные стадии – от семьи к гражданскому обществу государству. Маркс решает этот вопрос иначе. По Марксу, также человек — существо родовое и универсальное, то есть социальное, но таковым его делает производство, труд, способность к сознательному, предметному изменению мира. Еще в «Экономически-философских рукописях 1844 года», одним из первых аутентично марксистских текстов, Маркс писал: «… именно в переработке предметного мира человек впервые действительно утверждает себя как родовое существо»[10]. В «Тезисах о Фейербахе» Маркс писал: «сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений» и «общественная жизнь является по существу практической».
Как известно, под практикой Маркс имел в виду трудовую, производственную деятельность. Молодой Ленин, разъясняя позитивисту Михайловскому суть марксизма, также указывает: «Каким же образом выработал Маркс …. основную идею? Он сделал это посредством выделения из разных областей общественной жизни области экономической, посредством выделения из всех общественных отношений — отношений производственных, как основных, первоначальных, определяющих все остальные отношения.»[11]. Люди в обществе вступают в самые разные отношения, например, личностные, но они являются случайными, несущественными. Существенны, важны отношения, в которые люди вступают не по своей воле, а следствие своего места в системе производства и обмена: «До сих пор социологи затруднялись отличить в сложной сети общественных явлений важные и неважные явления (это — корень субъективизма в социологии) и не умели найти объективного критерия для такого разграничения. Материализм (исторический материализм, т.е. марксизм – Р.В.) дал вполне объективный критерий, выделив производственные отношения, как структуру общества, и дав возможность применить к этим отношениям тот общенаучный критерий повторяемости, применимость которого к социологии отрицали субъективисты». Производственные отношения, общественно-экономическая формация – это та сущность, которая скрепляет общество. Именно марксизм, подчеркивает Ленин, позволил увидеть общество в его целостности: ««Никогда этого (до Маркса – Р.В.) не было, да и теперь этого нет, чтобы члены общества представляли себе совокупность тех общественных отношений, при которых они живут, как нечто определенное, целостное, проникнутое таким-то началом»[12].
Итак, суть марксизма – диалектическое понимание общества, не как суммы индивидов и классов, связанных осознанными явными связями, а как явлений некоей сущности, которая сводится к законам материальной, производственной, практической сферы. Есть явления – индивиды и их группы, есть сущность – практика, материальное производство с его внутренними отношениями и законами. Второе определяет первое, поскольку второе есть раскрытие, проявление первого, хотя это раскрытие – и не такой простой процесс, таящий в себе и диалектические противоречия.
Тем не менее очевидно, что в обществе рабовладельческом и право, и политика и философия будут рабовладельческими, а в обществе буржуазном – буржуазными. Это не значит, конечно, будто Кант сочинял свои трактаты, чтоб убедить рабочих подчиняться капиталистам (настоящий философ – не пропагандист и стремится не угодить сильным мира всего, а найти истину). Но философия Ката – все же буржуазная (что не исключает ее относительной истинности),только буржуазность ее в том, что ее главный принцип – активность познающего субъекта, коррелирует с главным принципом капиталистического хозяйства – активностью частного собственника. Один и тот же принцип повторяется на разных уровнях общества, наполняясь на каждом уровне своей спецификой, источник же этих влияний – практика как средоточие единства общества. Вот основная идея марксизма, понятого как материалистическая диалектика, примененная к обществу.
- Позитивистское усечение марксизма
Наследников этого подлинно диалектического марксизма, естественно, было немного. В западном марксизме – это Георг Лукач и Карл Корш, отчасти Маркузе и, возможно, Эрнст Блох и Ален Бадью, в советском – пожалуй, лишь М. Лифшиц и Э.В. Ильенков[13]. Большинство тех, кто назвал себя «марксистами» в конце XIX и в ХХ веке исповедовали упрощенную концепцию позитивистского толка.
У истоков этого «позитивистского марксизма» стояли теоретики «Второго Интернационала», такие как поздний Каутский и Бернштейн[14], а у нас в России, конечно, Плеханов, Аксельрод, Деборин, Бухарин, Сталин и прочие (замечательный разбор бухаринской интерпретации истмата есть у Георга Лукача в его рецензии на учебник Бухарина)[15].
Самым главным в этом редуцировании марксизма к позитивизму было изъятие диалектики. Конечно, сами упоминания диалектики и даже заверения в верности ей эти «марксисты» сохранили. Однако под диалектикой они стали понимать некую доктрину, излагающую банальности о взаимосвязи всего и вся в мире, обильно иллюстрируемые примерами из физики и химии XVIII – XIX вв. Надо ли говорить, что это имело мало отношения к настоящей диалектике как методу, позволяющему «видеть» нашим ограниченным индивидуальным умом мир во всем его сложном, противоречивом, развивающемся единстве?
Что же получится, если мы из марксизма изымем диалектику? Общество перестанет восприниматься как органически единое и взаимосвязанное, оно предстанет как механическая совокупность индивидов (как и учил позитивист Михайловский, которого громил молодой Ленин), каждый из которых также предстанет, прежде всего, как телесное, биологическое существо, имеющее «материальные» (в узком, вульгарном смысле) потребности. Это мы и видим в официальном диамате и истмате. В философской главе из «Краткого курса истории ВКП (б)» говорится: «Осуществляя производство материальных благ, люди устанавливают между собой те или иные взаимные отношения внутри производства, те или иные производственные отношения»[16]. Иными словами, согласно мысли автора этого «сакрального текста» советской философии, сначала существуют люди как обособленные индивиды, а уж потом, в процессе производства материальных благ они устанавливают между собой производственные отношения». Это полностью совпадает с точкой зрения домарксистского метафизического материализма которую Маркс подверг критике в «Тезисах о Фейербахе»: «Самое большее, чего достигает созерцательный материализм… это — созерцание им отдельных индивидов в «гражданском обществе»[17]. Очевидно, что по Марксу все наоборот, именно участие в производственных отношениях, в процессе материального производства и делает человека человеком, раскрывает его человеческую сущность, реализует диалектику индивидуального и социального. Те же, кто считают, что в процессе материального производства участвуют только рабочие и капиталист да и то лишь когда, когда он посещает свою фабрику, просто не понимают, что согласно Марксу в процессе материального производства – непосредственно или опосредованно – участвуют все члены общества – не то, что юрист, поэт или философ, но даже младенец, пьющий молоко матери, потому что, чтоб у матери это молоко было, она покупает и потребляет продукты и тем самым субсидирует производство молока и торговлю им.
В неопубликованном введении к «Критике политической экономии» Маркс виртуозно показал, что потребление оборачивается своей противоположностью – производством и наоборот: «Без производства нет потребления, однако и без потребления нет производства, так как производство было бы в таком случае бесцельно»[18]. Смысл тезиса о материальном производстве как движущей силе общества именно в этом – в признании материального производства тем фокусом, к которому стягиваются все члены общества и развитие которого усложняет общество и делает его более цельным. Но чтоб понять это, нужно быть диалектиком и разбираться хотя бы в диалектике потребления и производства, не говоря уже о диалектике материального и идеального, а для наших позитивистов диалектика была слишком сложной штукой.
Отсюда и убогое понимание классовых интересов как интересов узко-материальных. У Маркса классовая борьба есть борьба за рост, усложнение, углубление всеобщности в обществе. «…всякий новый класс, который ставит себя на место класса, господствовавшего до него, уже для достижения своей цели вынужден представить свой интерес как общий интерес всех членов общества…. Класс, совершающий революцию, — уже по одному тому, что он противостоит другому классу, — с самого начала выступает не как класс, а как представитель всего общества» – пишут Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии»[19]. И это движение к царству истины и свободы, что понимается под историей у Маркса, метафизически-материалистическая интерпретация марксизма рисует банальной борьбой за более качественное потребление, в результате которой рабочий класс должен победить и значит, стать таким же «счастливым потребителем», как сегодня буржуазия.
Главным законом истории здесь становится стремление поесть, попить, хорошо одеться и поменьше трудиться, помноженное на развитие техники, которая якобы как внешняя материальная сила определяет действия людей — вот в какую убогую схему превращается марксизм без диалектики, и это интеллектуальное убожество и есть позитивизм. Ведь в что такое позитивизм как не абсолютизация методов частных наук и прежде всего, естествознания? Философ-позитивист убежден, что диалектика — это просто софистика, умение жонглировать словами, которое ничего не дает в деле реального познания, настоящий же гносеологический эффективный метод – это опора на опыт. В опыте же нам не даны идеальное, дух, сознание, а даны лишь якобы «материальные» индивиды с их сугубо «материальными» потребностями. Не будем забывать предупреждения Гегеля о том, что узкий эмпирик (в нашем случае принадлежащий к такой разновидности эмпиризма как позитивистская школа) вопреки своим заверениям берет не сами факты жизни. Факты эти, как мы уже видели, сами по себе есть конкретно-всеобщее, данное нам в слиянии мышления и чувственного восприятия. Берет он, скорее, абстрактно-логический скелет этих фактов.
Гегель сравнивает поклонника опыта с человеком, который снимает с луковицы слой за слоем, то есть разделяет, расчленяет, анализирует и убивает живую и внутренне единую субстанцию факта: «Эмпиризм находится в заблуждении, полагая, что анализируя предметы, он оставляет их такими, каковы они есть, тогда как на самом деле он превращает конкретное в нечто абстрактное… Живое умерщвляется, ибо живо лишь конкретное, единое»[20]. Об этом же пиал и Георг Лукач в статье: «Что такое ортодоксальный марксизм?»: «Ограниченный эмпиризм, конечно, оспаривает, что факты вообще впервые становятся фактами лишь после такой методологической обработки, которая проводится по-разному в зависимости от цели познания. Он верит, что сможет найти в каждой данности … важный для него факт. При этом он не учитывает, что самое простое перечисление, простейшее нанизывание «фактов» без всяких комментариев уже является «интерпретацией»[21].
Итак, позитивистский метод в марксизме, придя на смену диалектике, рассекает и разрушает живую картину живого общества: индивиды отделяются друг от друга и от социального в себе, материальное отделяется от идеального, идеальное предстает как субъективная иллюзия, странная аберрация, порождаемая физико-химическими процессами в мозге, идеология, за которой скрываются вполне «материальные», экономические интересы. Отсюда вывод: «материальное производство, экономика первичны, а общественное сознание, идеальное вторично».
Трудно отрицать, что Маркс тоже писал о том, что материальное производство первично по отношению к общественному сознанию. Но из этого не следует, будто автор «Капитала» имел в виду: сперва нужно произвести пищу, поесть, а уж потом можно мыслить, писать стихи, принимать законы и т.д. Производство идей, представлений, сознания «вплетено в материальную деятельность, материальное общение, в язык реальной жизни» – считал Маркс. Человек трудится уже как сознательное существо и в этом смысле бытие и сознание в нем неразделимы. Идеальное есть не субъективная иллюзия, а как хорошо показал развивавший Маркса Ильенков — неотъемлемая составляющая деятельности человека, целенаправленного разумного труда. Идеальное есть вполне реальный, хоть эмпирически необнаружимый «предмет», который является залогом объективности научного и философского познания и правдивости искусства.
Материальное производство первично по Марксу в том смысле, что оно выше, фундаментальнее деятельности отдельного обособленного индивида (которого и ставит во главу угла позитивистская вульгаризация марксизма), поскольку эта деятельность, также, как и сам обособленный, оторванный от общества индивид, существуют только в воображении позитивистов, представляют собой форму идеологии, а не форму материальной жизни. Общественная структура и государства возникают из жизненного процесса индивидов – не таких, какими они кажутся в собственном или чужом представлении, а какие они есть в действительности, то есть в процессе материального производства – утверждает Маркс. Выходит, позитивизм, маскирующийся под марксизм, представляет собой форму исторического идеализма, причем, куда более грубого, примитивного, чем диалектический исторический идеализм Гегеля.
- Социально-исторические причины «позитивизации» советского марксизма
Такова схема перерождения марксизма в позитивизм. В согласии с этой схемой после отказа от диалектики с «марксистами» не может произойти ничего иного как позитивистская интерпретация текстов Маркса и выстраивание «диамата и истмата». Но это логическая причина данного превращения, а каковы реальные, исторические причины?
Думается, их как минимум две. Первая сводится к тому, что диалектика – это действительно не доктрина, которую можно зазубрить по учебнику или конспекту лекции, а некоторое умение. Причем, умение очень сложное, предполагающее длительную интеллектуальную подготовку, а значит общество с развитой богатой интеллектуальной культурой, которая формируется и распространяется высокопрофессиональной элитой. Между тем, американский философ Майкл Полани показал, что даже умения гораздо более простого уровня – такие как плавание, езда на велосипеде, игра на пианино передаются лишь через личный опыт, так как опираются на невербализуемое неявное или личностное знание. Таким образом, диалектике можно научиться только от другого человека, уже практически владеющего диалектическим методом, в рамках школы в древнем смысле слова, многолетнего ученичества. Но вряд ли те, кто помнят или хотя бы адекватно представляют себе условия философствования в Советском Союзе, станут отрицать, что настоящих диалектиков-марксистов было в нашей философии раз-два и обчелся. Революция, гражданская война, атмосфера подозрительности и репрессии в течении десятилетий после гражданской войны – все это мало способствовало сохранению тонкого слоя интеллектуальной элиты. Наоборот, общеизвестно, что первоначально сообщество марксистов-философов в СССР состояло из людей, чей уровень образования оставлял желать лучшего. Лишь к 50—60-м гг. подготовка философских кадров в рамках вузов, перевод и издание огромными тиражами классиков мировой философии, пропаганда философии марксизма дали свои первые результаты – появилось поколение Ильенкова, лучшие представители которого стали способны понимать сущность философской проблематики, профессионально вести философские дискуссии, не подменяя их идеологической демагогией. «У кого они учились?» — вопрос, на который трудно дать однозначный ответ, скорее, здесь ситуация, описанная Пушкиным: «мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь».
Вторая же причина распространенности позитивизма состояла в том, что Советский Союз был страной, которая пережила индустриализацию и культурную революцию в кратчайший исторический срок. Идеал научно-технического прогресса и вера в науку были фактически его официальной идеологией и уж точно вдохновляли широчайшие слои интеллигенции, а ведь позитивизм – это не что иное, как философия, абсолютизирующая науку и ее методы. Ильенков верно подметил, что тысячи и тысячи советских инженеров, учителей, преподавателей, врачей были стихийными позитивистами и этим духом позитивизма неизбежно пропитывалась и советская философия – марксистская по самоназванию. Однако их трудно было в этом винить – это была неизбежная плата за модернизационный скачок. Само гипербыстрое развитие советской цивилизации затрудняло существование внутри нее утонченного, диалектического, рафинированного философского марксизма, обрекало творческих настоящих философов-марксистов на роль изгоев в общей массе «философов», вбивающих псевдомарксистские догмы в головы сходящим с вузовского конвейера будущим врачам, учителям, инженерам и т.д.
Впрочем нечто подобное было и на Западе: Бернштейн – такое же логичное порождение научно-технической цивилизации как и «марксизм «Краткого курса» …
Ну и поскольку позитивизм неизмеримо примитивнее марксизма, то криптопозитивистские версии марксизма продолжают возрождаться уже сейчас, в постсоветскую эпоху, на фоне деградации отечественной системы образования. Однако это уже другая тема…
[1]Богданов А.А. Эмпириомонизм. Статьи по философии Книга 3. М., 1905 –С. XLI
[2]«Ленин обращает внимание на двусмысленность основного понятия эмпириомонизма — «опыт». Согласно Ленину, Богданов наделяет понятие «опыт» эклектическим содержанием, следуя за Р. Авенариусом» Рыбас А.Е. К вопросу о забытой полемике (А.А. Богданов – В.И. Ленин) // Вестник СПбГУ. Сер. 17. 2016. Вып. 1 –С. 54
[3]Богданов А.А. Вера и наука. О книге В. Ильина «Материализм и эмпириокритицизм» // «Падение великого фетишизма. (Современный кризис идеологии). Москва, 1910
[4]«… механисты и деборинцы сходились в том, что диалектика – это доктрина» // Мареев Сергей. Э.В. Ильенков: жить философией М., 2015 –С. 59
[5]Мареев Сергей Указ. соч. –С. 57
[6]Ильенков Э.В. «Ленинская диалектика и метафизика позитивизма» М., 1980 –С. 6
[7]Ильенков Э.В. О положении с философией. Письмо в ЦК партии http://caute.ru/ilyenkov/texts/epis/ckp.html
[8]Лукач Георг «История и классовое сознание. Исследования по марксистской диалектике» Перевод с немецкого Сергея Земляного М., 2003 –С. 104-105
[9]Ильенков Э.В. Диалектическая логика. Очерки истории и теории. Издание 2-е, дополненное. М., -С. 273
[10]Макс К. Социология М.., 2000 –С. 233
[11]Ленин В.И. ПСС Т. 1 М., 1975. –С. 134
[12]Ленин В.И. ПСС Т. 1 М., 1975. –С. 137
[13]из немарксистов глубже всего понимал Маркса А.Ф. Лосев, показавший эвристические возможности марксистской диалектики, которые были скрыты даже от некоторых «марксистов»
[14]Впрочем, американский марксовед Том Рокмор считает, что истинным отцом вульгарного марксизма был еще … Фридрих Энгельс, который в отличие от Маркса не имел философского образования, не владел диалектикой в полной мере и таким образом не всегда глубоко понимал своего гениального друга См. Рокмор Т. Маркс после марксизма. Философия Карла Маркса. Перевод с английского И.В. Борисовой. М., 2011
[15]Лукач Георг Рецензия на книгу Н. Бухарина «Теория исторического материализма»
[16]И. Сталин О диалектическом и историческом материализме
[17]К. Маркс и Ф. Энгельс Указ. соч. –С. 3
[18]Маркс Карл К критике политической экономии Перевод с немецкого под ред. А. Леонтьева. М, 1935 –С. 16
[19]К. Маркс и Ф. Энгельс Указ. соч. –С. 47
[20]Гегель Г.-В.Ф. Энциклопедия философских наук. Том 1. Наука логики М., 1974 -С. 150
[21]Лукач Георг История и классовое сознание. Исследования по марксистской диалектике. Перевод с немецкого С. Земляного М., 2003 –С. 108
Источник: https://rabkor.ru/columns/analysis/2023/04/24/marxism_and_its_shadow_on_cryptopositivism_in_soviet_marxism/