Книги создателя «Семнадцати мгновений весны» Юлиана Семёнова снова стали интересны — как минимум отечественной киноиндустрии. Сериал «Противостояние» (2024) по одноименному роману оказался одним из самых популярных в прошлом году. В сентябре 2024-го Первый канал подписал контракт на экранизацию всех произведений Семёнова: как сообщалось, Исаева-Штирлица опять сыграет Вячеслав Тихонов, «воссозданный при помощи ИИ». Дочь писателя Ольга рассказывала, что идет работа над экранизацией цикла «Экспансия» о том, как Штирлиц попадает в послевоенную Латинскую Америку. Также готовится и новая киноверсия романа «ТАСС уполномочен заявить». А в октябре 2024-го на стене московского Дома на набережной появилась мемориальная доска в честь писателя.
Рассказываем об удивительной жизни Семёнова, которая сама по себе могла бы стать сюжетом для приключенческого сериала. Эта публикация продолжает наш спецпроект «Кинопанорама» и цикл статей, где уже вышло эссе о Микаэле Таривердиеве и появится материал о режиссере Татьяне Лиозновой.
Москва, 1947 год. По улице катит вишневый BMW. За рулем — персональный шофер. На заднем сиденье — орденоносный писатель Борис Полевой, прошедший всю войну в статусе спецкора газеты «Правда». Год назад у него вышла «Повесть о настоящем человеке» — книга о подвиге летчика Алексея Маресьева, которая принесла автору и герою всенародную славу. Полевой едет в библиотеку на встречу с читателями, но все внимание в этой сцене приковано к 16-летнему школьнику, который устроился рядом с автором: юноша рассказывает Полевому, как в мае 1945-го видел горящий Берлин.
Школьника зовут Юлиан Ляндрес, и пройдет не так уж много времени, как и он станет одним из самых знаменитых советских писателей. Общий тираж его произведений, изданных под именем Юлиана Семёнова, составит миллионы экземпляров, по ним будут снимать фильмы и сериалы, которые разойдутся на цитаты, а его любимый персонаж займет особое место в культурном пантеоне страны. Поездка в поверженный Берлин и разговоры с писателем-фронтовиком, о которых он напишет потом в воспоминаниях, — только малая часть коллекции удивительных фактов, составивших биографию Семёнова: путешествия по всему миру, встречи со известными литераторами, аристократами, нацистскими преступниками; авантюрные приключения, которых хватит на целый сериал; неповторимый публичный образ где-то на грани между «послом советской культуры» и «секретным агентом под прикрытием»… Семёнов — человек со множеством лиц, и, даже вглядевшись в каждое, невозможно понять его до конца. Его персональный миф слишком плотно переплетен с реальной биографией, возможно, он сам не всегда смог бы отделить одно от другого.
На коленях у вождя
Юлиан Семёнов любил рассказывать, откуда взялось его имя: бабушка тайком от родителей отнесла ребенка в церковь и крестила под именем Степан. Родители-коммунисты пришли в ужас и тут же зарегистрировали его в загсе как Юлиана — в честь римского императора Юлиана Отступника, противника христианства, пытавшегося восстановить язычество.
Все это очень в духе времени — Юлиан появился на свет в 1931-м — и характерно для среды, в которой вырос писатель. Его отец, Семён Ляндрес, принадлежал к тому поколению и социальной группе, перед которой благодаря революции открылись невероятные перспективы. Выходец из еврейского местечка, Ляндрес вместе с братьями перебрался в Москву и сделал там блестящую карьеру. К моменту рождения сына он работал в отделе печати Наркомата тяжелой промышленности, потом стал помощником Орджоникидзе, а далее — заместителем Николая Бухарина, одного из большевистских вождей, на тот момент главного редактора «Известий». К этому времени относится и первый удивительный факт из биографии: Ляндреса-старшего вызвали к Сталину на дачу — накопились замечания по работе «Известий».
Узнав, что посетитель приехал с сыном, вождь попросил привести мальчика и усадил к себе на колени. Такой знак внимания в конце 1930-х мог с равной вероятностью стать охранной грамотой или проклятием. Через два года после визита Бухарин будет расстрелян, в это же время арестован и брат Ляндреса, Илья, один из основателей Московского уголовного розыска. Учитывая, что Семён Ляндрес был его ближайшим соратником и прямо перед арестом ездил вместе с ним на Памир, можно себе представить, что он пережил и как вспоминал в этот момент встречу со Сталиным. Но в итоге он отделался отстранением от работы, а прямо перед войной вышел на свободу и брат.
Званый ужин в поверженном городе
В Берлине после Победы Семёнов оказался по протекции отца. Семён Ляндрес в начале войны был одним из руководителей «Известий» (и должен был в случае сдачи Москвы остаться в городе и перейти на нелегальное положение), потом организовывал доставку в партизанские отряды портативных типографий (которые сам же и конструировал), а в Берлин был командирован, чтобы организовать работу издательства Советской военной администрации. Юлиан еще во время войны дважды пытался сбежать на фронт, а тут попал прямо-таки на пир победителей, притом что ему не исполнилось еще и четырнадцати. Добрые отношения между союзниками пока не успели испортиться, английские, американские и советские военные часто и охотно встречались, в том числе в неформальной обстановке. Позже Семёнов будет вспоминать об истории, случившейся на одном из званых ужинов: Юлиан оказался рядом с американским полковником и, неловко орудуя ножом и вилкой, запустил куриную ножку прямо тому на мундир. Офицер отреагировал предельно корректно и посоветовал в следующий раз есть птицу руками.
«На улице был затор: впереди расчищали завал. Во время ночной бомбежки обрушилась стена шестиэтажного дома». Это из «Семнадцати мгновений весны» — книги, где шпионская интрига разыгрывается на фоне горящего города, в атмосфере надвигающейся катастрофы. Внимательный читатель может почувствовать, что автор изучал этот город не только по фотографиям и кинохронике. Берлин, каким его видит из окна машины Штирлиц, — это еще и город, увиденный глазами любопытного школьника.
Удар левой коротко снизу
Оканчивая школу, Юлиан думал было поступать во ВГИК, но все же решил отправиться в Институт востоковедения — изучать пушту и фарси. Институт позволял среди прочего завести обширные знакомства. Самый знаменитый его однокурсник, ставший другом на всю жизнь, — Евгений Примаков, будущий дипломат, руководитель спецслужб и российский премьер-министр. Среди знакомств студенческих лет — будущий ректор Дипакадемии Олег Пересыпкин, главред издательства АПН (и сын знаменитого карикатуриста) Михаил Ефимов, переводчик Брежнева (и отчим басиста «Звуков Му» Александра Липницкого) Виктор Суходрев, академик-востоковед Зия Буниятов. Как можно заметить, институт обеспечивал не только хорошее знание языков.
Тем временем в стране разворачивается «борьба с космополитизмом». Ночной стук в дверь, которого в доме Юлиана ждали еще в 1937-м, все-таки раздается в конце апреля 1952-го: Семён Ляндрес, после войны работавший главным редактором «Издательства иностранной литературы», был арестован по обвинению в «пособничестве троцкистскому диверсанту Бухарину». Еще один выпускник Института востоковедения, арабист и дипломат Валентин Александров, будет вспоминать потом в номере газеты «Совершенно секретно», посвященном 60-летию Семёнова: «Помню, как примерно на третьем курсе ты круто изменился. Пышущий благополучием баловень процветающей среды, еще вчера ты являл пример устойчивого понятия золотой молодежи, а сегодня — посеревший парень с повернутым вовнутрь взором».
Юлиана отчисляют из института на четвертом курсе. Он идет искать работу — и неожиданно оказывается участником полуподпольных боксерских поединков. Боксом Семёнов занимается у тренера Виталия Островерхова, потерявшего на фронте руку и, несмотря на это, воспитавшего многих профессиональных спортсменов. А еще у себя в клубе в бывшей церкви, недалеко от метро «Бауманская», Островерхов устраивает полулегальные боксерские поединки — со ставками и тотализатором. По словам дочери Семёнова, именно участие в этих боях навсегда избавило его от страха.
Жизнь не остановить: даже в суровой Москве 1953 года, судя по его воспоминаниям, Семёнов успевает потанцевать буги-вуги, продать букинисту книгу из домашней библиотеки (чтобы собрать передачу отцу), посмотреть трофейное кино, а затем пойти на боксерский поединок. «Мы тогда выработали особую походку — точь-в-точь копия с американского актера Джима Кэгни, который играл в фильме „Судьба солдата в Америке“ бутлегера и драчуна, — вспоминал писатель. — Перед гибелью он совершил массу всяческих подвигов и добрых дел. У него был коронный удар: резкий снизу — слева в скулу. Мы часто копировали этот удар: левой коротко снизу. Противник падал на затылок, и звук при падении был всегда одинаковым, словно били об асфальт старую керамику».
Афганский излом
Через год после смерти Сталина отца выпускают на свободу, Юлиана восстанавливают в институте, он защищает диплом и поступает в аспирантуру МГУ. Вроде бы все становится как раньше.
Так, да не так. Память об этих двух годах не менее важна для Семёнова, чем картина сгоревшего Берлина. Для людей его круга и возраста опыт репрессий, которым подверглись родители, стал точкой перелома и во многом сформировал взгляд на мир. С арестами и гибелью родных столкнулись Василий Аксёнов и Булат Окуджава, Юрий Трифонов и Александр Митта. Всю последующую жизнь они будут размышлять о судьбе родителей и идеалов, в которые они верили. Принадлежность Семёнова к этому ряду для современников была очевидна: в первой же рецензии на работы Семёнова авторитетный критик Лев Аннинский сравнивает его произведения с текстами Юрия Трифонова, а в 1962 году поэт Степан Щипачёв, выступая на пленуме Московской писательской организации, включает Семёнова в число самых заметных шестидесятников — наряду с Рождественским, Аксёновым и Вознесенским. Со временем станет понятно, что сходств у них больше, чем различий. Как и многие в этом поколении, Семёнов как будто воспроизводит типаж западного писателя, помещенного в советские реалии, но, пожалуй, он единственный в этом ряду, кто выбирает на роль своих героев сильных одиночек, несмотря ни на что готовых встать на защиту советских идеалов. Но это будет потом, а пока: Крик петуха утра не делает. Изношенный шелк не годится даже на ослиное седло. Мужчина тот, кто не говорит, но делает.
Эти и другие глубокомысленные афганские пословицы появились на последних страницах журнала «Огонек» в январе 1956 года между кроссвордом («13 по вертикали: мощный обжимный стан»), стихотворением о зиме Спартака Куликова («Русокосая зима ждет рассвета на дворе») и заметкой под заголовком «В. Борисенко — чемпион СССР» (речь шла о ленинградской шахматистке, выигравшей всесоюзное первенство среди женщин). Под подборкой восточных мудростей — скромная подпись: «Перевел с афганского Юлиан Семёнов». В 1956 году Семёнов еще дважды публикуется в «Огоньке», оба раза с текстами о Кабуле, где годом раньше побывал в составе советской делегации: «…Слово „шурави“ означает по-афгански „советский“. При этом слове улыбка освещает лицо афганца, и он вам дружески пожимает руку».
Через два года в журнале «Знамя» выйдет цикл его рассказов о геологах. В 1959-м там же — рассказы о строителях таежной магистрали. И в том же 1959 году появится дебютный роман «Дипломатический агент»: его героем станет Иван Виткевич — первый посол России в Кабуле, дипломат и разведчик. Приговоренный в молодости к бессрочной солдатской службе за участие в польской подпольной организации, он становится секретным агентом российской короны, не предавая при этом идеалов свободолюбия. Молодой Семёнов ищет правду и находит ее в тех, кто служит не только державе, но и идее.
От Хемингуэя к Михалкову
Летом 1954 года, отдыхая с друзьями на Черном море, Семёнов читает роман Эрнеста Хемингуэя «Иметь и не иметь». Тут же перечитывает его снова и снова. Как и для многих шестидесятников, знакомство с творчеством Хемингуэя стало для него определяющим — впрочем, в этом увлечении он пойдет дальше многих. Позже Семёнов познакомится с кубинским рыбаком Грегорио, прототипом героя повести «Старик и море», и с вдовой писателя Мэри. Когда та приехала в Советский Союз, Семёнов повез ее рыбачить на Волгу. На прощание Мэри подписала ему фотографию супруга: «„Papa“ would say: „For Julian — a great man and a wonderful мужик“. Me too».
А пока Семёнов, подобно многим шестидесятникам, делает жизнь с героев Хэма. Пишет на лету, выдавая по 20–30 страниц в день в любой обстановке: на пляже под зонтиком, в шумной квартире, в дороге. Любит шумные застолья, где травит бесконечные байки для всех, кто готов слушать. В любой непонятной ситуации оказывается душой компании. Так, восстановившись в институте, он собирает вокруг себя студенческий кружок, куда одно время входил Андрей Тарковский — еще один студент Института востоковедения. Даже борода у Семёнова как будто подражание Хемингуэю, хотя сам он говорил, что хотел просто спрятать щеки, чтобы казаться более мужественным. И с будущей женой Семёнов встречается совершенно по-хемингуэевски.
«…Однажды мы сидели в кабаке втроем — Митька Федоровский, Андрон и я. Пили водку. Андрюша стонал и, как всегда, требовал женщину. При этом он сшибал со стола ножи и рюмки. Митька, сдвинув брови над пустой бесцветностью глаз, мелодраматически хватался за голову. Я пил и улыбался. Мне было плохо. Потом Андрон, тоже Меттерних, сказал: „Юлька, почему ты не звонишь Катьке? Женись на ней. Папочка достанет вам квартиру“. Это было немного смешно, немного трогательно и немного гадко. При чем здесь квартира? Я ответил ему: „Дорогой, Катя не пара мне. Я не знаю, что может статься со мной… Она девушка чистая. Будь она женщиной, она могла бы стать моей любовницей — приятно иметь такую любовницу, и вообще хватит про это…“»
Андрон — это будущий режиссер Андрон Кончаловский, Катя — его старшая сестра, падчерица писателя Сергея Михалкова. Они познакомились осенью 1954-го на именинах матери Екатерины, писательницы Натальи Кончаловской, и уже через полгода поженились. В биографии Семёнова, написанной его дочерью, Никита Михалков вспоминает, что Семёнов сразу взял на себя роль медиатора в семейных спорах и конфликтах. Действительно, бесстрашный человек.
«Целую вас нежно с Северного полюса»
Биография Семёнова напоминает историю Форреста Гампа: не прикладывая к тому особых усилий, он то и дело встречается со знаменитостями или оказывается в центре исторических событий. Вот Джон Стейнбек, новоиспеченный нобелевский лауреат, приезжает в Москву в 1963-м. В Москве его встречает Владимир Познер, тогда сотрудник Агентства печати «Новости», потом американца везут к Аджубею в «Огонек», затем он встречается с Семёновым. В архиве писателя сохранилось письмо от Стейнбека с благодарностью за теплый прием. А вот Жорж Сименон: автор детективов о комиссаре Мегрэ в 1980 году дает Семёнову интервью для «Литературной газеты» (писатели шутят по поводу сходства их фамилий — «вдруг мы родственники»), но еще до того они переписываются, обсуждают переводы книг Семёнова на французский, а при встрече с удовольствием пьют водку. Сам Семёнов на творческих вечерах, отвечая на претензии к «низкому» детективному жанру, приводил в пример именно Сименона: вот настоящий большой писатель, чего вам еще надо?
А вот Отто Скорцени — нацистский преступник, который занимался организацией сложных тайных операций, а после войны осел в Испании. Материал об этой встрече написан в стиле семёновских романов, он больше похож на докладную записку в Центр, нежели на обычное интервью. Неподготовленный читатель сразу тонет в потоке имен: «А этого вы знали? А этого? А того?» По ходу интервью закадровый голос автора сообщает, каковы были истинные причины действий нацистов, кто с кем играл и какие у этой игры были цели.
«Целую вас всех нежно с самого Северного полюса 13, который чертовски быстро плывет к Гренландии, чтобы там растаять».
Такую радиограмму в 1967 году Семёнов шлет родным с Северного полюса. Путешествий у него было бессчетное множество. В 1968-м он бредет по лаосским джунглям вместе с местными партизанами-коммунистами: ночь они проводят в пещере, которую под утро бомбят американцы. В 1969-м публикует в «Правде» статьи из Японии. Местный деятель искусств, почему-то работающий над монографией об азербайджанских художниках, делится с автором своими соображениями: «Ваши художники — счастливые люди. Они получают помощь от своего творческого союза, могут посвятить все свое время искусству. Это невозможно у нас…» США, ФРГ, Великобритания, Вьетнам — географические точки то и дело вспыхивают в текстах Семёнова, при этом смысл и назначение этих путешествий не всегда понятны — как будто самое важное остается за кадром.
В поисках Янтарной комнаты
— …И вот теперь нужно найти редактора журнала, который живет не где-нибудь, а на Тенерифе. Наверное, вы бывали на Тенерифе?
— Да, я там даже бывал.
— Вот. Как вы понимаете, полет на Тенерифе — это не очень легко…
— Но приятно!
— Сугубо приятно! Но нужно договориться о том, кто тебя встретит, кто организует переброску, как ты получишь визу…
Это фрагмент телевизионной беседы Юлиана Семёнова с Юрием Сенкевичем, ведущим передачи «Клуб путешественников». Разговор испещрен именами разнообразных «херров Штайнеров» и «господинов таких-то», на полях мелькают патетические моменты вроде поездки на аукцион для покупки персидских ковров и встречи с двумя пожилыми русскими эмигрантками, мечтающими приобрести старинную икону. На слове «Тенерифе» два путешественника подмигивают друг другу, мол, знаем мы эти острова. Даже неожиданное в этом контексте слово «переброска» не мозолит глаза.
Семёнов в телепередаче рассказывает о поисках Янтарной комнаты, и это отдельный большой сюжет в его биографии. В конце 1970-х Семёнов работает спецкором «Литературной газеты» в ФРГ и знакомится с Эдуардом фон Фальц-Фейном — аристократом из Лихтенштейна с российскими корнями, велогонщиком и спортивным чиновником, приложившим руку к тому, чтобы Москва получила право на проведение Олимпиады-80. У писателя и барона быстро находится общий интерес — поиск и возвращение на родину культурных ценностей, вывезенных из СССР во время Гражданской и Великой Отечественной. Они, в частности, договариваются о перезахоронении на родине праха Фёдора Шаляпина и возвращают в Россию часть архива Дягилева.
На поисках Янтарной комнаты Семёнов особенно сосредоточен: он создает специальный комитет, куда входят все тот Жорж Сименон, художник Марк Шагал и английский писатель Джеймс Олдридж, а дальше (по крайней мере, в изложении Семёнова) закручиваются очередные приключения, в которых фигурируют состоятельные промышленники, бывшие нацисты…
— Но она могла погибнуть во время этого налета? — спросил я.
— Нет, — убежденно ответил Штайн. — Существуют два очевидца. Первый — архитектор Хенкенсифкен, который отвечал за ремонт замка после бомбежки: он показал под присягой, что видел Янтарную комнату в подвале после налета; второй человек — профессор Герхард Штраус, он живет ныне в ГДР. Единственное, что погибло, — так это зеркала Янтарной комнаты, все остальное цело. Из разрушенного замка Янтарную комнату передислоцировали в подвал церкви Нойросгернекирхе, а уже оттуда ее мученический путь лежал в Третий рейх.
Все тщетно: зацепки никуда не ведут, поиски заканчиваются ничем. Но каким был процесс!
Незримые погоны, неприятные взгляды
«Дача у Юлиана Семёнова — вполне особняк по западному образцу. На ночь выпускает собак (двух). Два этажа. Красиво. Был писатель-социолог Гарбовский. Приехал какой-то фээргэшный академик писать, что читают русские… Семёнов показался мне интересным, но он был слегка на взводе и „при деле“ — встречал фээргэшника, причем не совсем так, как, мне казалось, это нужно делать. Даже если Семёнов — работник органов безопасности или тот свободный человек, через которого могут идти неофициальные контакты, он писатель».
Так писал в дневнике в феврале 1981 года кинорежиссер Ролан Быков — здесь он затрагивает тему, которая неизбежно всплывает в разговоре о Семёнове: был ли он сотрудником спецслужб? Сам Юлиан Семёнович в ответ на вопрос, правда ли, что он полковник КГБ, отшучивался: нет, я уже генерал! Однажды генерал-майор КГБ Кеворков предложил Семёнову официально опровергнуть слухи, но писатель попросил ни в коем случае этого не делать — с таким опровержением любые слухи стали бы выглядеть гораздо убедительнее, чем без него.
Семёнов не отрицал своих близких связей с сотрудниками спецслужб, включая многолетнего руководителя КГБ Юрия Андропова. Романом «Семнадцать мгновений весны» Андропов заинтересовался еще до того, как книга была закончена, и с самого начала стал главным лоббистом ее экранизации. Писателю был предоставлен доступ к архивам, в качестве консультантов выступили два генерала разведки. Но дело не только в совместной работе над сериалом: и открытый доступ за рубеж, и ответственные международные миссии, и книги о советских силовиках (чекистах, разведчиках-нелегалах, милиционерах, офицерах КГБ) — как в известном анекдоте, что-то выдавало в Штирлице разведчика.
О том, что для внешней разведки Семёнов был своим, в наши дни говорится уже прямо. Его дочь Ольга в интервью «Московской правде» рассказывает: «Юлиан Семёнов с КГБ дружил и, несомненно, был „агентом влияния“. Хочу подчеркнуть, не в результате вербовки, но в силу своего характера и убеждений» (интервью опубликовано в серии материалов к 100-летию Службы внешней разведки). В январе 2022 года Юлиан Семёнов был посмертно удостоен Премии СВР в области литературы и искусства имени Е. М. Примакова. А в октябре 2024 года в церемонии открытия мемориальной доски писателя на Доме на набережной принял участие заместитель руководителя службы Сергей Михеев. Что значит в этом контексте «быть своим», каждый решает сам.
«У вас продается славянский шкаф?»
Самый запоминающийся образ, созданный Юлианом Семёновым, — полковник Максим Исаев, он же Штирлиц; несгибаемый рыцарь разведки, интеллектуал-коммунист, свой в тылу врага. Он же персонаж бесчисленных анекдотов. Он же культурный герой, неизменно занимающий верхние строчки в российских опросах «Каким бы вы хотели видеть лидера государства?». Но о чем был Штирлиц? Исчерпывается ли его история восхвалением рыцаря плаща и кинжала?
Далеко не все зрители «Семнадцати мгновений» знают, что Исаев-Штирлиц фигурирует в четырнадцати книгах Семёнова, его биографию автор прослеживает с раннего, еще дореволюционного детства вплоть до конца 1960-х. Есть в ней эпизод, появление которого, как сейчас кажется, было возможным только на волне перестройки: в романе «Отчаяние» Штирлиц, вернувшийся на родину после войны, попадает в тюрьму на Лубянке, а его жену и сына расстреливают по личному указанию Сталина. Максим Исаев становится разменной картой в играх советских чиновников, и спасает его только смерть вождя.
В своих лучших произведениях Семёнов выводит героев, занятых поиском правды по долгу службы. Так, полковник милиции Костенко в «Противостоянии» раскрывает преступление в конце 1970-х, но выходит на след человека, который перешел на службу к нацистам во время войны. Эту же линию можно увидеть даже в самых правоверных текстах Семёнова: герой романа «Горение» (1977) — Феликс Дзержинский, который показан как бесстрашный человек, готовый положить жизнь за свои идеалы и заставляющий своих потомков задуматься, где и когда все пошло не так.
В «Семнадцати мгновениях весны» звучит еще одна нота, хорошо знакомая поколению 1970-х: главный герой стоит на стороне правды, но формально подчиняется злу. Он «секретный посол страны, которой нет», действующий в обстановке тотального лицемерия и двоемыслия. Верить можно только себе — даже не Мюллеру, что бы тот ни говорил.
Современник Семёнова смотрит на приключения Штирлица через оптику собственной эпохи — пишется про одно, но видится другое. Поэтому стукач-провокатор Клаус казался современникам таким знакомым героем; поэтому же историки будут отмечать потом, что в отношениях партийных бонз много деталей и даже фраз, невозможных для рейха, но логичных для сталинской системы. Сам факт, что Штирлиц должен постоянно приспосабливаться, лукавить и проскальзывать мимо струек, тоже мог показаться подмигиванием автора. Говоришь одно, думаешь другое, делаешь третье. Знакомо? Еще как. «У вас продается славянский шкаф?» — «Шкаф продан».Семёнову везло с экранизациями. На пике зрительского интереса по-прежнему остаются «Семнадцать мгновений весны» (1973), почти не уступает им «Противостояние» (1985) Семёна Арановича, а «Петровка, 38» (1980) и «Огарёва, 6» (1981) стали именами нарицательными. Экранизированы и ранние повести. Например, драма о полярниках и сталинизме «При исполнении служебных обязанностей» (1963), и политические детективы («Ночь на 14-й параллели», 1971), и неожиданная для Семёнова семейная мелодрама «Не самый удачный день» (1966) с Никитой Михалковым в главной роли, и, разумеется, биография Дзержинского (ее для кино Семёнов писал дважды).
Повесть о настоящем человеке
Пик общественной деятельности Семёнова, как и многих других шестидесятников, пришелся на время перестройки, которую он поддержал безоговорочно. Сохранились письма Семёнова Горбачёву, где он подробно расписывает важность создания кооперативных организаций или советует развивать культурные отношения с Китаем. В одном из этих писем он формулирует лозунг момента: «Вперед к величию Родины — назад к Петру Великому, к Петру Столыпину, к НЭПУ!»
Во время первой встречи Рейгана и Горбачёва в Женеве в 1985 году Семёнов оказывается в числе советских журналистов, присутствующих на совместной пресс-конференции, и уже после окончания он пытается задать свой вопрос, ведущий ему запрещает, но тут его узнает Горбачёв и просит передать микрофон (правда, из повторной трансляции по советскому телевидению Семёнова вырезали). Появляется Семёнов и на ключевых съездах творческих союзов кинематографистов и писателей, на последнем в пылу дискуссии его даже согнали с трибуны.
Параллельно Семёнов занимается созданием Международной ассоциации детективного и политического романа — ее учредительный съезд проходит в Мексике в 1989 году. В числе участников — Джон ле Карре, Артём Боровик и Евгений Додолев. В том же году Семёнов открывает газету «Совершенно секретно». Изначально он собирается публиковать в ней архивные документы, с которых были сняты грифы секретности, но издание в духе перестройки быстро выходит за рамки строгого формата: материалы о тайнах советской истории (вроде убийства актрисы Зои Фёдоровой) соседствуют здесь с размышлениями о текущем политическом моменте, а колонка советского следователя стоит рядом с историей убийства президента Кеннеди.
Последние несколько лет жизни Семёнов тяжело болеет — последствия инсульта. Бывший нелегал Кеворков советовал родным убрать из дома ружья: если Юлиан до них доберется, то сомневаться не будет. Потом еще один удар. Семёнов уходит из жизни 15 сентября 1993 года, за три недели до очередного дня рождения.
Сейчас кажется, что его яркая биография — с хемингуэевской бравадой, с шестидесятнической прямотой, с постоянными поисками и неизменным «Эй, старик» — образец судьбы советского селебрити послевоенной эпохи. В ней было все, о чем только мог мечтать читатель романов Юлиана Семёнова, и прожита она была на полную катушку: путешествия на Северный полюс и деликатные операции на международной арене, встречи с нацистскими преступниками и советскими генсеками. И, конечно, Сталин и Великая Отечественная — две темы, которые завораживают поколение шестидесятников, постоянно прорываясь в их жизни и текстах.
Энергичный юноша, сидя в автомобиле с орденоносным писателем, рассказывает про горящий Берлин и про то, как ребенком сидел на коленях у Сталина. За окном мелькают Берлин и Москва, Сайгон и Токио. «Wonderful мужик», советский Хемингуэй, возмутитель спокойствия и мастер застольных баек, «агент влияния» и специальный корреспондент — в жизни Семёнова было много ролей, но, кажется, в чем-то он так и остался мальчишкой, который больше всего мечтал увидеть что-то великое. Пережить что-то настоящее. И рассказать об этом читателю.
Егор Сенников
Источник: https://dzen.ru/a/Z_5sLThKUzvfF-YE