Мы поговорили с преподавателем политического менеджмента Кириллом Телиным о том, как отличить хорошую книгу о политике от плохой, почему стали популярными труды об анархизме и зачем читать Аристотеля в XXI веке.
— Ощущаете ли вы повышение интереса к литературе, которая связана с политикой?
Несмотря на распространение научно-популярных изданий, профессионалы масштабных изменений пока не ощущают — даже не потому, что читательский интерес не проснулся (он-то, может быть, и проснулся), а потому, что немалая часть коллег по академическому полю либо не откликается на этот интерес, либо, к сожалению, не умеет так писать. Отечественные научные публикации тяжело читать, хорошая научно-популярная книга (несмотря на то что такие издания часто на слуху) — большая редкость. Рост качественной научно-популярной литературы, конечно, слегка заметен — причем эта литература может считаться качественной не только по части проработки той или иной проблемы, но и в плане самого издания, работы с текстом и работы с аудиторией через этот текст.
Иными словами, я бы не сказал, что ощущаю всплеск интереса к профессиональной литературе. В предпочтениях россиян политическая литература давно имеет весьма специфическую нишу. И эта ниша — разномастные книги с названиями типа «Гидры Сталина», «38 генералов, которые шокировали весь мир» или «ЧК против рептилоидов». К сожалению, рынок завален такой макулатурой, и мы даже знаем имена самых выдающихся деятелей макулатурных изданий — они на слуху в деле партийного строительства или государственной политики. И в целом такую конспирологическую «политоту» мы любим, а вот с серьезной литературой дела обстоят тяжелее.
— И как при таком многообразии литературы с сомнительным содержанием отличить хорошую книгу от плохой?
— Несмотря на то что по отношению к России ведутся разговоры об отсутствии или глубоком кризисе института репутации, можно сказать, что в том или ином виде репутация в отечественных реалиях все-таки существует. Некоторые имена действительно говорят сами за себя: условно говоря, если приходит какой-нибудь уважаемый экс-министр с фамилией, заканчивающейся на «-ский», то, в общем-то, понятно, о чем он будет говорить.
Мне жаль, что многие талантливые историки, которые замечательно пишут профессиональную литературу, не идут в научно-просветительскую деятельность. А ведь есть прекрасные примеры их коллег, которые это делают: Борис Колоницкий, Кирилл Соловьев, Михаил Кром. Серия «Что такое Россия» — очень крутая. Написана живым языком, интересно и легко читать, удобный формат — бальзам на душу, в общем.
— А какие тенденции сейчас наблюдаются именно на политическом книжном рынке, на какие темы сейчас особенно много пишут?
— Если говорить о западном рынке, то «русскую» тему в последние годы потеснил Трамп и все, что связано с его персоной. Я последний раз был в Америке в 2018 году, заходишь в книжный — и там повсюду Трамп, раскол, черный день американской демократии. По отношению к России весьма популярны «кремлинологические» издания, этакая полуконспирология — как правило, не слишком хорошая литература. Что касается российского рынка, здесь трудно выбрать центральный сюжет. Несмотря на то что в сравнении с второсортной литературой профессиональный научно-популярный рынок существенно меньше, он все еще достаточно сложен и каких-то специфических центральных сюжетов здесь нет.
С другой стороны, недавно в глаза бросился один интересный факт: буквально несколько месяцев назад захотелось почитать какие-нибудь политические триллеры, посмотрел новинки — вроде что-то есть в книжных. Съездил в один — нет издания, в другой — тоже нет. Думаю: ладно, куплю кого-нибудь из классиков — например, Тома Клэнси. Его в 1990-х активно читали и издавали. Начинаю искать — и нет Тома Клэнси. Потом стал искать Роберта Ладлэма — нет Ладлэма, только старые издания. Я не верю, что издатель намеренно откажется от того, что привлечет уже обложкой и точно будет куплено. И закрадывается в мою душу смутное подозрение, что не с рыночными механизмами это может быть связано.
— Получается, многие книги с Запада не попадают в Россию? То есть не переводятся и не продаются.
— Это отдельная тема и даже отдельная боль. Понятно, что на Западе издают гораздо больше, а к нам привозят самые популярные и интересные работы. С этим в последние годы проблем все меньше, но остается сложность другого рода: мы еще не до конца наверстали то, что почти не переводилось в предшествующие десятилетия. Тот же Энтони Даунс на русском языке, кажется, существует только на уровне хрестоматий. Студентам в рамках курса государственной политики приходится рекомендовать иностранные источники, потому что переводов многих классических авторов либо нет, либо они переведены фрагментарно. Таких долгов перед самими собой у нас еще много.
— Понятно, что в Советском Союзе политической литературы как таковой не было, но на Западе ключевые политические сюжеты не стояли на месте. Как менялись темы западных политических исследований в ХХ веке?
— Сначала я все-таки заступлюсь за отечественных коллег, относящихся к периоду советской государственности. Идеологизация науки, конечно, сильно вредила исследованиям, но все-таки не приводила к тому, что они отсутствовали. Открывая работы 1970–1980-х годов, мы видим ссылки на вполне современных западных авторов. Да, к ним трудно добраться, да, все разбавлено Марксом и Лениным, но материал люди знали. Разве что научно-популярной политической литературы по актуальным вопросам не было, с этим я могу согласиться — в привычном нам объеме и с привычным нам хотя бы стремлением к нейтральности.
Западные исследования развивались и становились более конкретными: сформировалось огромное количество субдисциплин, и в каждой из них появлялись работы, которые формировали последующие исследования на десятилетия. Но я все-таки постараюсь выделить то, что мне кажется очень важным и для России, и для Запада. Очень важными оказались статьи Мориса Дюверже про связь избирательной системы с партийной — то, что мы знаем под названием «законы Дюверже». Через некоторое время помощь в исследовании избирательных систем оказало появление работы Маркку Лааксо и Рейна Таагепера про эффективное число партий: если с распределениями по Гауссу наши политики научились спорить, то с эффективным числом партий пока нет, не выходит.
Очень значимыми стали исследования, посвященные проблеме человеческого поведения в специфических условиях. В первую очередь я говорю о работе Ханны Арендт «Эйхман в Иерусалиме. Банальность зла». Это книга о том, что по ту сторону находятся не какие-то демонические личности с рогами и копытами, а ничем не отличающиеся от остальных люди, в которых с ходу и не разглядишь преступника.
Сюда же я отнесу знаменитые и хорошо описанные в статьях и книгах эксперименты Стэнли Милгрэма и Филиппа Зимбардо: в последние годы у журналистов стало модным их хоронить, хотя в научном сообществе дискуссии по поводу этих экспериментов до сих пор ведутся и никакого отрицания результатов нет и в помине. У Милгрэма эксперимент, как известно, был посвящен повинуемости — согласию людей подчиняться даже тем приказам, которые причиняют другим людям очевидные страдания. У Зимбардо конфигурация исследования была связана с имитацией тюрьмы, когда люди, условно разделенные на надзирателей и заключенных, через какое-то время слишком серьезно начинали относиться к этим ролевым предписаниям.
Мне кажется, что большого внимания в плане отношения к государству и власти заслуживает работа Джеймса Скотта «Благими намерениями государства». Ее нужно дополнить двумя другими работами: трудами Мансура Олсона, посвященными происхождению государства через «теорию оседлого бандита», и книгой Боба Джессопа «Государство». Они действительно представляют не самый привычный российскому обывателю взгляд на государство — чтобы мы воспринимали его не как какого-то Левиафана, который стоит за окном и нетерпеливо дышит на стекло, а как сборку очень разных акторов со своими интересами и конфликтами.
Мы также не должны забывать, какой эффект оказала теория справедливости Джона Ролза на политическую философию. Современные теоретики, включая, например, Майкла Сэндела, до сих пор обсуждают вопросы, поднятые Ролзом еще в 1970-е.
Могу назвать исследования, которые кажутся мне важными в российских реалиях. Совершенно пленяют работы Олега Хархордина — с моей точки зрения, он пишет идеально. Можно порекомендовать его книгу «Обличать и лицемерить: генеалогия российской личности» про элементы исторического опыта, которые могли повлиять на нас современных, — это очень интересно. Но на первое место из последних исследований я бы все равно поставил Алексея Юрчака, «Это было навсегда, пока не кончилось». Обсуждение советской идеологии, ее трансформации, да и вообще советского прошлого. Очень классное исследование.
— Когда ты вбиваешь в Google запрос «лучшая книга о политике», тебе очень часто предлагают прочитать «Государство» Платона или «Государя» Макиавелли. Насколько классические политические трактаты актуальны в наше время? Или их стоит оставить тем, кто получает профильное образование по специальности «политология»?
— Они, безусловно, актуальны. Ты начинаешь писать про какой-нибудь момент, связанный с лингвистикой и риторикой, и потом тебе коллега говорит: «А ты Аристотеля читал?» Понятно, что мы не найдем у Аристотеля обсуждения безусловного базового дохода, но мы найдем обсуждение добродетелей, того, чем является хорошее управление, — это объект дискуссий до сих пор. Даже к вырванным из контекста мыслям Платона и Аристотеля обращаются весьма часто.
Это осваивать, конечно, нужно. Может быть, стоит начать с обзорного чтения: взять «Историю западной философии» Бертрана Рассела — и, если кто-то покажется наиболее интересным, открыть зацепивший философский текст.
— А какую классическую политическую литературу вы можете посоветовать рядовому читателю?
— Если читатель в целом хочет понять «за политику», тогда, наверное, нужно начать с Аристотеля. Он был достаточно хорошо переведен еще в советские годы. Вот, кстати: мы критиковали советские времена, но качество переводов было достаточно высоким, а тиражи этих переводов — совершенно поразительными. Ты мог прийти в любую библиотеку и почитать Аристотеля. Работы Секста Эмпирика выходили тиражом более чем 100 тысяч экземпляров — для сравнения: тираж «Это было навсегда, пока не кончилось» — всего одна тысяча, последнего издания Аристотеля, кажется, в АСТ — пять тысяч книг.
— Что-то еще? Может быть, Новое время?
— Вкратце пробежаться по истории и выбрать пару философов — неблагодарное занятие. Не буду оригинален, давайте возьмем «Левиафана» Томаса Гоббса — не Новое время, конечно, но все-таки не настолько авторитарное произведение, как почему-то принято думать. Надо знать Макса Вебера, конечно. И, наверное, Джон Стюарт Милль — чтобы хотя бы почитать о демократии.
— В последнее время наблюдаю тенденцию, что среди молодых людей растет интерес к анархизму. К примеру, выступления Бориса Прокудина на «ПостНауке», которые посвящены Бакунину и Кропоткину, набирают по 50–100 тысяч просмотров. С чем связано такое увлечение анархизмом?
— Мне кажется, это внимание к анархизму доказывает спекулятивность рассуждений на тему того, что подчинение и патриархальность у русского человека в крови. Это внимание, рожденное очевидным контрастом между тем, что мы наблюдаем в жизни, и тем, какие красивые вещи о консерватизме и византийской симфонии нам говорят люди, находящиеся у власти. Анархизм до сих пор стараются табуировать и вытеснять: если ты говоришь, что человек — анархист, то воображение собеседника сразу рисует образ какого-то террориста, маргинала, угрозы порядку и обществу. Люди, конечно, понимают, что эта стигматизация и маргинализация — не просто так; интересно, за что этим людям так достается? Поэтому интерес к анархизму действительно есть, трудно с этим спорить.
— А есть ли какая-то универсальная книга, которая может помочь ответить на вопрос «Что происходит сейчас в России?»
— Как старательный человек я должен сказать: нет, надо читать много работ! Тем не менее отвечу: да. Книга коллектива авторов из Европейского университета, которая называется «Российский путь: идеи, интересы, институты, иллюзии», очень хорошо, как мне кажется, описывает происхождение современной российской политики. Это та задача, на которую в известной степени покушается и новый бестселлер Михаила Зыгаря «Все свободны». Но талантливая, как и всегда, работа Зыгаря — это все-таки не научное исследование. Это острая, яркая, важная публицистика, а «Российский путь» — это совсем другая лига.
— «Вся кремлевская рать» Зыгаря уже не отвечает на этот вопрос?
— Мне очень нравится первая половина книги, потому что в ней описываются некоторые исторические обстоятельства, которые нас всячески пытались заставить забыть. Но мне не нравится то, что происходит во второй половине книги: возникает впечатление, что Михаил Зыгарь был призраком, который летал по властным коридорам и периодически заглядывал в замочные скважины, подслушивал из шкафа. Я немного перестаю в это верить, особенно когда речь заходит про отношения между участниками «тандемократии». Поэтому «Кремлевскую рать», наверное, можно и даже нужно читать, но со второй половиной книги — с осторожностью.
— В последнее время политика плотно засела и в художественной литературе. На ваш взгляд, какие романы наиболее полно отражают ту ситуацию, которая сложилась в стране и мире?
— Наверняка найдется человек, который скажет: есть такая книга! Но это не я. Во всяком случае, про ситуацию в России. Периодически выходят произведения, которые претендуют на описание какого-то фрагмента реальности, но я не могу сказать, что они представляют нам хронику русской жизни.
Из российских романов я бы, наверное, посоветовал произведение достаточно зрелое — «Санькю» Захара Прилепина. Оно действительно ловит определенный портрет эпохи и, самое главное, ловит Захара Прилепина, которого в известном смысле больше нет с нами. Захар Прилепин 2020 года, мне кажется, не написал бы «Санькю». Как отличаются «Обитель» от «Саньки», так отличается и автор нынешний от того, кем он был когда-то.
Из новейших зарубежных работ кого-то может заинтересовать антиутопия Дэйва Эггерса «Сфера». Посоветую совершенно классический роман Роберта Пенна Уоррена «Вся королевская рать» — мне кажется, это тоже та книга, которую стоит всем почитать.
У Станислава Лема есть относительно малоизвестное произведение, называется «Рукопись, найденная в ванне». Тем, кто верит в вертикаль власти и силу приказа, надо почитать — многое станет понятным. Еще воспользуюсь недавним печальным событием как поводом — недавно скончался Джон Ле Карре. У него стоит выделить «Маленькую барабанщицу» — суровое произведение, но очень драматичное и связанное с серьезной частью политической изнанки.
И, на самом деле, сделаю еще один парадоксальный совет: стоит почитать комикс «V — значит Vендетта». Там обсуждается кейс крайне правого государства, и анархистская альтернатива ему представляется через очень личную историю, это интересно.
Ксения Слепихина
Источник: https://journal.bookmate.com/kirill-telin-rynok-politicheskoj-literatury…