В политике и общественной жизни конца XX века часто проявляется такая тенденция, как повторение каких-то событий спустя 8 лет. Например, в декабре 1991-го года о своей отставке объявил президент СССР Михаил Горбачев, в декабре 1999-го свое знаменитое «я устал, я ухожу» произнес президент РФ Борис Ельцин. В 1993 году Ельцин одолел Верховный Совет, восемь лет спустя его преемник поставил под контроль Совет Федерации, тем самым устранив фактор губернаторской фронды.
В политике и общественной жизни конца XX века часто проявляется такая тенденция, как повторение каких-то событий спустя 8 лет. Например, в декабре 1991-го года о своей отставке объявил президент СССР Михаил Горбачев, в декабре 1999-го свое знаменитое «я устал, я ухожу» произнес президент РФ Борис Ельцин. В 1993 году Ельцин одолел Верховный Совет, восемь лет спустя его преемник поставил под контроль Совет Федерации, тем самым устранив фактор губернаторской фронды.
Все это можно объяснить отчасти американоцентричностью нашего мира, в котором главы исполнительной власти занимают свою должность, за некоторыми исключениями, восемь лет. Можно увидеть в этом и действие астрологических циклов — вращения то ли Солнца, то ли планеты Венера.
Как бы то ни было, именно 2022 год стал блестящим подтверждением этой закономерности — никогда ранее словосочетание «восемь лет» не звучало так часто. Тем не менее полноценного сравнения 2014 и 2022 года никто произвести не решился, несмотря на то, что сходство основных политических событий этих годов бросается в глаза: Русская весна 2014 и СВО-22. В обоих случаях Российская федерация включила в себя новые регионы: Крым и Севастополь в 2014 году; Донецкую, Луганскую, Запорожскую и Херсонскую области в 2022. Но обратим внимание, однако, на отличия того, что произошло в 2014 году, от того, что случилось восемь лет спустя.
В 2014 году на повестке дня стоял вопрос о «воссоединении русского народа», то есть о теме преимущественно «национальной». В своей речи 18 марта 2014 года, во время подписания договора с Крымом и Севастополем, президент РФ Владимир Путин даже ссылался на прецедент объединения Германии как на возможный пример для истории с Крымом. В 2022 году «национальная» тема была фактически поглощена темой «цивилизационной», а именно сюжетом столкновения России с «коллективным Западом» (КЗ — гениальный мем, родившийся, кажется, именно в ушедшем году). Лозунг «воссоединения русского», безусловно, звучал, в том числе в речах Президента, но все-таки не в качестве главного. Было видно, что и сама Украина волнует не только российскую власть, но и российских граждан заведомо меньше, чем наше отчуждение от Запада, от Европы и от того, что ранее считалось «мировым цивилизованным сообществом».
В 2014 году Россия, очевидно, надеялась на раскол Запада и на политическое выделение в качестве цивилизационно и экономически наиболее близкого России ее элемента — континентального ядра Европы во главе Германией, нашим главным торговым партнером на Западе. В 2022 года все эти надежды были фрустрированы, и это разочарование не оттеняло даже фактическое согласие Соединенных Штатов на строительство второй линии Северного потока, чего так добивалась и вроде бы добилась к концу своего государственного служения канцлер Ангела Меркель. Россия, пожалуй, впервые осознала себя каким-то особым цивилизационным образованием, которое никогда — при самом благоприятном раскладе — не станет частью «коллективного Запада», как бы широко тот сам себя ни мыслил. Все что происходило в 2022 году, было следствием осознания этого явно неприятного для престижа России обстоятельства.
Особенно тяжело переживал все происходящее российский интеллектуальный класс, который с некоторым изумлением обнаружил, что западный мир науки и культуры с легкостью может отвернуться от русских коллег, в том числе и тех, кто не несет никакой ответственности за начало СВО. Российские гуманитарии в большинстве своем так долго уверяли себя и своих читателей, что Россия страна европейской культуры, а, значит, и законная часть Европы, что убедительное опровержение этого силлогизма повергло многих «русских европейцев» в состояние шока.
Надо признать, что как противники СВО, так и ее сторонники, в большинстве своем ясно осознают тот факт, что смена руководства страны ситуацию коренным образом не поменяет: России надлежит измениться гораздо более радикально, чтобы ее «приняли в Европу» на правах хотя бы Канады — крупной северной страны, но без больших геополитических амбиций. “Измениться радикально” — это значит сократиться в масштабах, пересмотреть многое в своей культуре, желательно — отказаться от педалирования традиционных ценностей, и весьма вероятно — произвести радикальное сокращение своего военного потенциала, вплоть до отказа от ядерного оружия. Радикалы со стороны оппозиции готовы на все это пойти, но они пока не отражают мнения большинства даже в либеральном лагере, не говоря уже о России в целом. Основная масса российского интеллектуального класса, равно как и представителей российского бизнеса — двух наиболее европейски ориентированных сегментов нашего общества — понимает, что в ближайшей перспективе Россия в Европу не вернется.
Политически ангажированный российский избиратель сегодня может отнести себя к условным трем лагерям. Представители одного из них продолжают надеяться на наш «прорыв в Европу», в том числе идя для этой цели на всевозможные уступки и жертвы. Другой лагерь хочет того же, но только за счет военно-экономического давления на Европу с целью либо ее слома, либо трансформации в более выгодную для России сторону. Это надежда часто выражается мемами «Европа замерзнет» (или же «обеднеет») из-за отказа от российских энергоносителей. В итоге, верят сторонники этой точки зрения, европейские страны взбунтуются против англосаксонского диктата и проект «коллективный Запад» прекратит свое существование.
Наконец, существует и третий лагерь российского общественного мнения, и он состоит из тех, кто скептически относится как к первой, так и ко второй перспективе — в то, что изменится России, и в то, что поменяется Европа. Эти люди понимают, что России и Европе, как киплинговским Западу и Востоку, «вместе не сойтись» и нужно учиться жить порознь в каком-то новом, некомфортном для многих, как и для автора данных строк, мире, который подобно тому, что описал Джордж Оруэлл в своем знаменитом романе, будет разделен на соперничающие блоки — Океанию, Евразию и Остазию. Напомню, что первый блок, в котором и происходит действие романа «1984», соответствует по объему, если не по содержанию – «коллективному Западу», второй включает в себя территорию СССР, Восточную Европу и Турцию, а Остазия может быть названа «сферой влияния Китая». Разумеется, дело в реальности обстоит не так просто — сегодня «коллективный не-Запад» состоит из целого ряда независимых цивилизационных центров, который пока не имеют большого желания объединяться в военно-экономический блок. Тем не менее Оруэлл уловил явные тенденции западного мира к «цивилизационному сплочению» и правильно предсказал, что за пределами Запада неизбежно окажутся Россия, Турция, Индия и Китай.
Несостоятельными оказались все пророчества о том, что Россия не сможет выдержать санкционный удар со стороны Запада, что полки магазинов опустеют, возникнет массовая безработица, а цена доллара увеличится в несколько раз. Ничего этого не случилось, что продемонстрировало устойчивость страны к изолированному от Запада экономическому положению. Правда, не оправдались и надежды экономических радикалов на хозяйственную автаркию от мира в целом — на этот вариант Россия также не пошла, избрав более мягкую стратегию мир-хозяйственной открытости для так наз. «дружественных стран». Россия и даже вестернизированная Москва на глазах становится все более евразийской, о чем можно судить в том числе и по количеству турецких, узбекских и азербайджанских кафе, постепенно вытесняющих ирландские пабы и итальянские ресторанчики.
Разумеется, наивно думать, что эта евразийская ориентация навсегда, что ей на смену рано или поздно не придет новый национализм с четко выраженными проевропейскими стремлениями. В ожидании такой вполне понятной и предсказуемой реакции очень важно было бы нащупать русскую середину — не азиатскую и не европейскую — способную удержать цивилизационное равновесие, чтобы не отклониться ни в ту, ни в другую сторону, не стать сателлитом ни Китая, ни «коллективного Запада», сохраняя по возможности мирные отношения, говоря оруэлловскими терминами, и с Остазией, и с Океанией. Если бы русский интеллектуальный класс включился бы в строительство этой «новой Евразии», стремясь, тем не менее, сделать ее более европейской по духу и культуре, менее азиатской, это было бы хорошим и верным начинанием. Но пока об этом говорить рано, у российского интеллектуального класса, увы, еще нет внятного проекта цивилизационного будущего своей страны, который он мог бы транслировать политическим элитам. Еще пока лодку качает от прежних европоцентристских иллюзий к иллюзиям неоимперским — то есть надеждам на восстановление советского блока или Российской империи. Но когда иллюзии уйдут, останется реальность — и контуры этой реальности более менее понятны. Выражение «Остров Россия» было не раз произнесено в этом году, пока как печальная констатация объективного положения вещей.
Еще раз о 2014 годе. Одним из важных его итогов стала демонстрация явного наличия у России «мягкой силы». Главное достижение Русской весны состояло даже не в том, что Россия взяла к себе новые территории, даже не в том, что они присоединились добровольно, но в том, что жители этих территорий оказались готовы совершить революцию ради этого присоединения. И тут важен вот какой тонкий момент. Мы часто осуждаем западные страны за провоцирование «цветных революций» против недружественных им режимов, но наш недавний опыт ясно свидетельствует, что «провоцирование революций» – это и есть эффективный способ ведения современной войны. По существу, все победы в современном мире так или иначе связаны со способностью организовать революцию в тылу врага. Даже победа в первой мировой подпадает под эту формулу.
То, что произошло в 1945 году (взятие Берлина, бомбардировки Дрездена и Хиросимы, безоговорочная капитуляция и Нюрнберг) представляет собой некое выдающееся исключение, которое едва ли повторится в обычных условиях, а если и повторится, то столь страшной ценой, о которой не хочется и думать. Во всех других случаях при нынешних возможностях мобилизации и средствах уничтожения — когда любой город превращается в военную крепость, а любая колонна танков становится легкой мишенью для радиоуправляемых ракет — победить можно только в случае готовности населения или же элит противника принять победителя. Поэтому, скорее всего, в ближайшем будущем, когда границы блоков так или иначе оформятся, мы станем свидетелями того, как «война цивилизаций» перерастает в «столкновение революций» – конкуренцией «мягких сил» государств-блоков в расчете на завоевание лояльности за рамками собственной сферы влияния. Все это уже было в эпоху первой Холодной войны и все это с высокой степень вероятности воспроизведется во второй.
У этого будущего, похоже, нет альтернативы. Окно возможностей резко сузилось, и это, наверное, и есть главный политический итог 2022 года — года приучению к «цивилизационному реализму» тех, кто до этого года пребывал в глобалистских или же империалистических мечтаниях.
Results-22: Politics
In politics and public life at the end of the XX century, such a tendency often manifests itself as a repetition of some events after 8 years. For example, in December 1991, Soviet President Mikhail Gorbachev announced his resignation, and in December 1999, Russian President Boris Yeltsin said his famous “I’m tired, I’m leaving”. In 1993, Yeltsin defeated the Supreme Soviet, eight years later his successor put the Federation Council under control, thereby eliminating the factor of the governor’s fronde.
Boris Mezhuyev
Источник: https://politconservatism.ru/articles/itogi-22-politika