
Глава 9. Современные тренды эволюции познания развития и развивающихся объектов
§61. Исследование направлений, закономерностей и содержания трансформации методологий и наборов методов на каждом этапе эволюции науки, логико-носеологических и методологических оснований, систем и потоков знаний, организации систем знаний, в том числе применительно к развивающимся объектам, является не только специальной философско-методологической и науковедческой задачей. В настоящее время вновь обостряется понимание того, что решение этих проблем носит сугубо прикладной характер, помогая как фундаментальным, так и прикладным наукам точнее подбирать исследовательский инструментарий для получения максимально полного и истинного знания, формировать эмпирическую, в том числе информационную, базу исследований, разрабатывать теоретические конструкции, разрабатывать применение на практике, прикладные варианты использования полученного знания.
Принципиальным основанием современной трансформации является переход от исследования стационарных объектов к исследованию сложных развивающихся объектов и от исследования «развития вообще» к исследованию развития конкретных объектов. Онтологическим основанием такой специфики является переход от исследования стационарной сущности к исследованию динамической сущности. Познание развивающихся объектов и процессов развития, последующее управляющее воздействие на них можно разделить на три крупных направления — собственно познавательное, конструкторско-проектировочное и институционально-организационное.
Примечание 1. В классической и неклассической науке основанием самой возможности рационального познания и его методологии, основанием формулировки его критериев была стационарность (повторяемость) сущности и явлений, стационарность (повторяемость) законов взаимодействий. Соответственно, стационарность методов, стационарность знания. Ключевым по отношению к научному знанию было требование повторяемости актов познания и фрагментов знания как результата применения одного и того же и даже разных методов исследования (любой человек, проведя измерения в ходе эксперимента получал строго тождественные закономерности, любой человек, применяя теоретическую формулу, получал строго тождественные результаты). Правда, при исследовании сложных объектов пришлось допустить наличие отклонений различной природы, в том числе случайных, которые однако с помощью теории вероятностей и других методов были оставлены в общем русле указанного подхода.
Ситуация радикально изменяется в случае развивающихся объектов. На феноменальном уровне это было уловлено позитивизмом, субъективным идеализмом (особенно неокантианством), которые предложили множество интересных моделей (конвенциональная истина, полимодельность и анархизм методологии знания и самого знания П. Фейерабенда, ризомно-сетевой подход французских постмодернистов, концепция коммуникаций Ю. Хабермаса, понимание как способ познания М. Полани, подходы к конструированию социально-культурной реальности, в особенности в критическом рационализме К. Поппера и другие). Однако за пределами феноменальности, в сущности своей этот принципиальный переход оказался недоступен мысли в рамках концепций позитивизма и субъективного идеализма именно вследствие отсутствия онтологического аспекта, недоступен объяснению и пониманию. Потому он начал давать ошибочные методологические основания для познания и деятельности, а некоторыми своими аспектами стал весьма опасен для человечества.
Отечественная философия на момент перехода к исследованию такого типа объектов (80-е годы) оказалась в сложной идеологической ситуации и не сформировала собственного ответа ни на основе материализма, ни на основе какой-либо иной традиции, по сути, лишь начав исследования (в особенности усилиями В.С. Швырева: Швырев В.С. Рациональность как ценность культуры. Традиция и современность. М.: Прогресс-Традиция, 2003и В.С. Степина).
Очевидно, что подходы классических и неклассических наук и, соответственно, типы и критерии рациональности неприемлемы для исследования развивающихся объектов. При этом, подходы классических и неклассических наук сохраняют собственную истинность для стационарных и сложных стационарных объектов, а также могут применяться как вспомогательные средства в тех или иных исследования развивающихся объектов. Однако они не могут выступать в качестве принципиальных оснований рациональности, построения взаимоотношений субъекта и объекта, методологии, подбора методов, критериев истины и т.д. Это является основным выводом и трендообразующим основанием для развития методологии познания развивающихся объектов (см. также §47).
Примечание 2. Основные (и первичные) познавательные проблемные вопросы относительно развивающихся объектов (после установления этого фундаментального факта), которые определяют тенденции трансформации всего корпуса методологии познания развивающихся объектов:
1. Каков темп развития объекта, появления в нем новаций, изменения его форм, элементной базы, закономерностей взаимодействий?
2. Каковы оптимальные параметры (и границы) нормального функционирования, воспроизводства жизни объекта на данной стадии развития? Каков адаптационный потенциал объекта относительно изменяющихся условий внешней среды?
3. Каковы жизнеобеспечивающие потоки, снабжающие объект, их оптимальные параметры (минимумы и максимумы)? Каково влияние изменчивости и постоянства потока на осуществление функционирования и развития? Каковы механизмы влияния на протекание процессов функционирования и развития с помощью изменения параметров потока, механизмы влияния на процессы с помощью иных вмешательств, иных потоков или иных воздействий?
4. Каковы механизмы сохранения процесса и оптимизации функций объекта, механизмы замедления процесса или его приостановки, механизмы прерывания процесса?
5. Каковы «почки роста» и возможные «точки роста» как основания возникновения нового? Каковы механизмы появления (введения или создания) новых типов (комплексов) взаимодействий, то есть собственно параметры возникновения, акта новообразования?
6. Что собой представляет «лестница» реализовавшегося процесса развития в его этапности и содержательности актов творения его бытия, в последовательности состояний, формах процесса, его алгоритмах? Каковы тенденции развития объекта, возможные, оптимальные и желаемые будущие состояния? Каково направление развития?
7. Каково влияние саморазвития на функционирование системы и процесс взаимодействия ее с внешней средой? Каковы основные активные элементы внутри объекта, характер их действия и взаимодействия, противоречия, смыслы (и потенциалы), возможности экспансии их смысла на иное содержание объекта или иных объектов?
8. Каков характер и каковы субъекты внешнего воздействия на развивающийся объект и процесс развития, характер их действия и взаимодействия, противоречия, смыслы (и потенциалы)?
9. Каким будет поведение (ответ) развивающегося объекта на различные изменения внутренней и внешней среды? Каковы внутренние и внешние угрозы развитию? Каковы возможные ресурсы нейтрализации угроз со стороны внутренних и внешних субъектов?
10. Можно ли, в какой мере и до какой степени в исследовании данного развивающегося объекта использовать опыт исследования других объектов и наоборот?
О процессах развития необходимо знать следующее:
1. Что собой представляют алгоритмы (формы, последовательности, модели, «логики») процессов развития? Возможно ли упорядочить (каталогизировать, классифицировать, типологизировать) различные виды алгоритмов развития, в особенности типологизируемы ли процессы развития?
2. Каковы параметры перехода в новое состояние и «сигналы» о переходе (например, «верхи не могут, низы не хотят» жить по-старому), можно ли провести классификацию «сигналов» о переходе в новое состояние? Какие существуют (и возможны) языки описания «сигналов»?
3. Как определять (и прогнозировать) временную протяженность (длительность) и параметры метастабильных состояний?
4. Может ли быть определено направление и высота «скачка» после очередной бифуркации или сильной неопределенности, в том числе «черного лебедя»? Возможно ли отличение скачка и нескачка на основе какого-либо комплекса параметров?
5. Определяется ли «направление» развития данного конкретного процесса (и объекта) определенной «программой», если да, то с какой степенью «жесткости» (предзаданности)? Кроме этого, знаменитые вопросы Канта: «Что я могут знать? Что я должен делать? На что я могу надеяться?» необходимо распространить на каждый отдельный развивающийся объект (в том числе социальный, цивилизационный, идеальный) в конкретной исторической ситуации. Формулировка проблем и, соответственно, задач познания развивающихся объектов позволяет сформировать некоторый алгоритм познания. Первым шагом познания является выделение и описание анализируемого развивающегося объекта.
Далее — определение характера его процессуальности (развивающийся или функционирующий) в пределах интересующей задачи. Затем — изучение его истории (может быть по выделенному признаку), определение степени импульсивности. Следующий шаг — выделение группы ключевых параметров, воздействующих на процесс, проведение их ранжирования, определение жизненно важных и жизненно опасных. На основе этого начинается использование полученных знаний в практике оперативного управления, одновременно развивая алгоритм познания — формируются алгоритмы отслеживания динамики и контроля состояния и процесса, определяется необходимая периодичность контроля, мероприятия контроля, возможность формализации контроля (с учетом истории конкретного объекта и контроля типовых параметров). Организуется система (организационная структура) оперативного управления и текущего контроля (мониторинга). Проводится профилактика, предупреждение, устранение чрезвычайных ситуаций.
Дальнейшее развитие алгоритма познания происходит в направлении стратегического управления — развиваются системы прогноза, вырабатываются алгоритмы разработки долгосрочных целей, разработки сценариев, проектов, планов, к ним «примеряется» оценка состояния и динамики системы и включаются механизмы конструирования будущего. Все это относится к неживой и живой природе, к обществу, к личности, к идеальным реальностям. Формирование, постоянное совершенствование и распространение этого алгоритма познания на все более широкий спектр развивающихся объектов — это важнейший методологический тренд.
Дополнение 1. Процедуры (алгоритмы) познавательной и практической деятельности, в том числе деятельности по конструированию бытия, характер освоения настоящего и будущего, алгоритмы построения и освоения будущего различаются и могут быть различными в разных культурах и в разные эпохи, причем, даже в рамках одного мировоззрения или одной парадигмы. Это создает феномен культурно сопряженной истины — когда истиной оказывается то, что создано и отобрано в ходе познания разными культурами и конкуренции метафизических оснований познания, один либо несколько параллельно существующих вариантов. Совокупная же истина образуется как гносеологический формат мозаичности бытия, как сопряжение нескольких гносеологий, методологий, истин.
Дополнение 2. Человеческая общественно-историческая практика остается неизменным постановщиком целей исследований, критерием истины, направлением реализации нового знания. При этом сама практика является конструируемым и управляемым социальным феноменом, в особенности посредством управления будущим посредством настоящего, социальной инженерии. Это формирует тренд взаимодействия объективного (в том числе на основе потребностей практики) и субъективного (в том числе через трансформации практикой) оснований трансформации методологии научного познания.
Дополнение 3. Основной целью методологического поиска в отношении долгосрочных социальных стратегий, тем самым основным трендом изменения методологии познания развивающихся объектов в настоящее время должен стать переход от прогнозирования к проектированию и конструированию удаленного будущего, к управлению будущим. Исходя из этого должны формироваться алгоритмы познания.
Примечание 3. Одним из моментов формирования этого принципиально нового подхода к алгоритмизации познания является то, что универсальность в познании развития, в отличие от неразвивающихся систем, может быть в принципе ограничена описанием совокупности шагов и познавательных вопросов (как форме познавательного пути, «дорожной карте» познания), ответы на которые ищутся лишь в конкретных ситуациях, относительно конкретных объектов. Этим по большому счету отличается диалектика (как общая методология познания развивающегося бытия) от кантовской метафизики (как общей методологии познания стационарного, вечного бытия) — не поиск абсолютных теоретических форм, облекающих знание, но поиск методологии и методов познания как совокупности методов и алгоритмов. Естественно, что эти две стороны познания взаимосвязаны и взаимно предполагают друг друга. Причем, истинными (и ложными) в классическом смысле (как «тождественное себе») могут быть преимущественно принципы и методы научного познания, основанные на оптимальности выбора метода (чаще всего как совокупности методов), валидность исследования, в конкретной ситуации, чем определяется степень приближения к истине в познании. Выбор методов из набора существующих и разработка новых методов становится весьма ответственным аспектом исследования. При этом речь идет о формировании методологии и технологии познавательного и практического освоения развивающейся реальности, которая, будучи истинной, должна давать верные результаты в освоении объектного, ситуативного мира. Более детальное осмысление оснований гносеологии и методологии познания развивающихся систем является специальной философской и междисциплинарной научной проблемой (Селиванов А.И. Бытие и постижение развивающихся миров. Уфа, 1998).
Примечание 4. Важным трендом эволюции методологии исследования развивающихся объектов является принципиальная полимодельность и междисциплинарность как средства достижения конкретности знания и как принципа организации науки, в особенности социально-гуманитарной. Истинность или ложность тех или иных знаний, направлений или концепций в науке, теорий, методов, моделей, направлений действия и т.д. определяется в том числе качеством используемой модели. Полимодельность начала складываться в науке уже при сиследовании сложных систем, в том числе в точных науках (в физике). В 70-е годы ХХ века П.Фейерабенд концептуализировал идеологию полимодельности (и даже гипертрофировал ее в виде идеи «анархии науки»). В науке полимодельность используется все шире. Правда, как и во всех изобретениях человека, эта идея также используется не только в благих, конструктивных целях (для повышения эффективности научного познания), но и в качестве спекулятивного «аргумента» для утверждения псевдонаучных и антинаучных конструкций. Потому необходимо внимательное отношение к каждому случаю использования полимодельности — не нужно забывать, что речь идет в первую очередь о научности, о науке, и лишь во вторую — о ее (науки) полимодельности.
Высшим уровнем развития полимодельности является мозаичность познания как мозаичность мировоззрений и культур, мозаичность философских и научных систем, мозаика разных «картин мира» и мозаичность научной картины мира; мозаичность разных стилей и жанров научного исследования в зависимости от объекта и предмета исследования, разных моделей и путей, разных логик; мозаичность как подход к моделированию сложных систем и практическому регулированию; мозаичность путей освоения природы, способов коммуникации путей осмысления культуры и опыта практического строительства культуры в условиях неустранимой сложности. Однако это отнюдь не «мозаичность культуры», противопоставляемая глубине и органичности классики в условиях массового сознания, ориентирующейся на поверхностное смешение разных информационных полей, которое исследовано А. Молем (Моль А. Социодинамика культуры. М., 1973).
Примечание 5. «Перерождение», качественное изменение развивающихся объектов, высокая неопределенность переходов из одного состояния в другое, пониженные (пока) возможности исследования собственно ситуаций перехода, неопределенности, выбора требуют изменения методологии познания и управления ими и компенсироваться созданием систем оперативного реагирования на качественные скачки, ситуации перехода. Это формирует тренд изменения методологии в сторону ускорения «переключения» процедур и методов познания из состояний стабильности в состояния перехода, снижения времени неадекватного (ложного) понимания тех или иных развивающихся объектов в новом состоянии, в новом качестве. «Успокоенность знанием» (правильно отмеченная Н.Талебом, правда, объясняемая лишь отсутствием установки на постоянный «скептицизм»), отсутствие установки на постоянное ожидание нового (или «черного лебедя»), слабая готовность к трансформации имеющегося знания, целей, установок, ценностей, методов и инструментов познания порождает излишнюю самоуверенность человека, которая опасна в мире развивающихся объектов, в мире объектов с высокой степенью неопределенности. Такая «успокоенность знанием» усиливает риски от различных последствий действия высочайших по степени неопределенности положительных (созидательных) и отрицательных (разрушительных) катастрофических событий, а также появления качественно новых состояний. В настоящее время, пока слабы и медленны возможности познания катастрофической неопределенности и новых состояний (уверены, что пока, что это новый гносеологический вызов).
Однако при одновременном росте сложности и ускорении динамики бытия необходима постоянная готовность к появлению нового, неожиданного и способность познавательных систем к быстрой трансформации, оперативному реагированию на новые состояния развивающихся объектов и реагированию на последствия неопределенности, а также готовность к ликвидации катастрофических последствий в режиме привычности и спокойствия (а не искусственного создания и эксплуатации нагнетания страха, создания катастрофичности с низменными целями снижения сопротивляемости, критичности сознания, снижения иммунитетов с целью повышения управляемости обществом со стороны правящих кланов и властных элит). Необходима (постоянная, периодическая) готовность к появлению нового и необычного, его идентификация посредством тестирования. Пока от неопределенности «спасались» выбором талантов (мудрецов, правителей и т.д.). Теперь это тоже надо. Но нужны и эффективные подсистемы в обществе, в том числе которых ранее не было. Для повышения степени готовности к появлению нового и неожиданного необходимы системы мониторинга состояния развивающихся объектов (природных, социально-культурных, идеальных), которые должны стать необходимым основанием и элементом систем научного познания как в собственно познавательном (в виде принципиально новых компонентов системы научного познания, которых нет), так и в организационно-институциональном аспектах (в виде специальных подразделений научно-исследовательского типа, ситуационных центров, экспертных групп и т.д.). Одна из важных проблем мониторинга — ранняя идентификация (исследование методов ранней идентификации) «джокеров». Необходимо постоянное «сканирование горизонтов», системная и систематическая оценка проблем, угроз, возможностей, тенденций, которые могут проявиться в будущем, в том числе на пределе возможностей текущего мышления и планирования, формирование системы сигналов раннего оповещения.
Необходимы также системы раннего предупреждения и экстренного интеллектуального и организационно-управленческого реагирования, введение неординарных (для рисковых систем) условий познания и управления. Причем, речь идет как о стандартных ситуациях небольшого разброса свойств в случае появления нового качества (как в случае чрезвычайных ситуаций, относительно которых уже существуют такие системы — гражданская оборона, МЧС, скорая помощь, эпидемиологическая служба, аварийные службы и т.д.), так и о «несимметричных» колебаниях, не поддающихся стандартным оценкам (Н. Талеб). Необходимы специальные подразделения и — шире — организационно-управленческие и научные системы, предназначенные для ускоренной адаптации различных социально-культурных образований к неожиданным событиям и новым качествам важных развивающихся объектов. Причем, эти системы должны постоянно развиваться, совершенствоваться, в первую очередь на основе научного обеспечения и раннего выявления новых характеристик и параметров угроз. В каталоги развивающихся систем необходимо ввести присвоение параметра категории риска.
Примечание 6. Важным трендом развития методологии исследования развивающихся объектов является трансформация познавательных возможностей познающего субъекта (человека). Это обусловлено появлением все более совершенных компьютеров, компьютерных и информационных сетей, развитием некоторых направлений искусственного интеллекта, связанных с интеллектуальными действиями, с развитием психико-интеллектуальных возможностей человека на основе современных образовательных методик, углублением исследования физиологии мозга, постоянным увеличением продолжительности жизни человека с сохранением способности активной интеллектуальной деятельности. Это создает как новые собственно гносеологические и методологические возможности, так и новые организационные возможности науки, изменения позиционирования науки в ряду других видов человеческой деятельности в сторону постоянного расширения влияния на процессы управления развивающимися объектами.
Примечание 7. Комплексная природа духовности человека открывает также иные возможности, которые часто становятся значимым элементом индивидуального (и потому при совпадении экспертного) познания. Уже достаточно давно предпринимаются попытки освоить такую методологию и хотя нет устойчивых результатов, сопоставимых с научными, есть некоторый положительный опыт и можно продолжать осмыслять этот феномен, выходящий за пределы собственно комбинаторного мышления, предполагая его как дискуссионный, но возможный к использованию как элемент научного познания и формирования практически ориентированных результатов. В таком стиле мышления есть и другая польза — будить мысль, будоражить ее, искать варианты, сценарии, альтернативы. Речь идет о явлении мысли, которое можно назвать «оригинальничание», в другом аспекте — «парадоксальное мышление». Данный тип мышления как практика в древности использовался в особенности в даосской практике и дзэн-буддизме. Известно и в других культурах и мировоззрениях, в интуитивистской философии, что часто, мысля парадоксами, человек действует разумно, логично, тогда как мысля логически, он в итоге порой получает парадоксальность действий и творимой действительности. Это происходит в том числе потому, что парадоксальность существует объективно и неумение мыслить парадоксами и управлять ими часто приводит к действительному следованию их логике на практике, к тому, что человек становится заложником парадоксальности некоторых элементов бытия и потенциального бытия.
Основанием познания на основе парадоксов (и даже абсурдов) является в особенности отсутствие жесткой укорененности мысли в основных связях бытия, некоторое свободное «парение» мысли, допускающее вольные ассоциации, как одна из форм творческого, комбинаторного и ассоциативного мышления. Поэтому, например, этот стиль мышления наиболее эффективное развитие получает в маргинальных культурах, в значительной степени свободных от канонов культурных традиций.
В методологии научного познания такой стиль нашел наиболее сильное обоснование в концепции К. Поппера. В художественном познании также есть подобные течения, такие как авангардизм, кубизм, как театр В.Э. Мейерхольда, как российские юмористы и КВН-щики, в здоровых форматах заставляющие мыслить (как, например, работы М. Задорнова).
Возможность продуктивности оригинальничания в познании развивающихся объектов, их конструировании и управлении ими определяется некоторым сходством с онтологией развития, которая также предполагает определенный «фортелизм». Однако, так же как в онтологии «фортелизм» составляет лишь некоторую и весьма незначительную часть сущности развития, в гносеологии возможности оригинальничания также имеют ограничения и продуктивное использование оригинальничания составляет не более нескольких процентов, тогда как классическое классические познание и знания не менее 95%. Причем, они органически связаны, а не противопоставлены друг другу. Противопоставлять эти методы познания недопустимо, как это, например, увлекаясь и играя, делает Н.Талеб, ориентирующий практическое управление на профессионалов с высокой природной степенью оригинальности мышления. И во всех типах познания сосуществование, пусть противоречивое, но взаимосвязанное существует и театр В.Э. Мейерхольда не вытесняет театра А.И. Южина, оригинальничание в системе образования не может вытеснить классику и традиции (оригинальничание в системе образования, которое пытаются транслировать в нашу страну без исследований, достаточных аргументов, формирования и сохранения контекстов из некоторых вузов Европы см. особенно в интервью с А. Зориным, преподающим в РГУУ и за рубежом (http://www.afisha.ru/article/andrejzorin-filolog-istorik/. 20.05.2013), оригинальничание в науке — не способно заменить собой комплексность академизма и прикладных исследований. Потому что, как справедливо считал, например, А.И. Южин, народу нужна глубина и содержание, а не форма без содержания. Практика показывает, что оригинальничание разного типа — как «игра» с формой мысли без содержания, с языком в отрыве от комплексного содержания, с содержанием без формы может быть важно и нужно на определенных этапах познания. Ведь и математика, и другие направления «чистой мысли» отвлечены от реальности. Но так же, как их конструктивность в конечном счете определяется «привязкой к реальности», оригинальничание должно быть «привязано» к реальности, а тем самым, к классике, к традиции. Оригинальничание, доходящее до полной анархии на почве безосновности, до полной «отвязки» от реальности приводит к бесплодному фантазерству, подобному вымышленному сюжету и персонажам сказок, к низкопробности идей и отсутствию практической реализации. Поэтому использование оригинальничания как способа продуцирования нового знания, как элемента творчества конструктивно лишь как вспомогательное в моменты «прорыва» средство (метод) мышления, оно никогда не может выступать как основное. Более того, оригинальничание продуктивно лишь как дополнительное средство к некоторой традиции, в том числе мыслительной, конструктивно лишь в связи с традицией и в обусловленности традицией. Причем, знание, полученное методом оригинальничания, обретает статус объективно истинного знания и тем более научного знания лишь при включении в контексты знания, после проверки практикой. Потому оно, как и комбинаторное мышление, обретает конструктивизм в рамках культурной традиции, интеллектуальной традиции, определяется и диктуется ими — оригинальничание в разных традициях тоже разное и именно поэтому китайцы не понимают российских и еврейских анекдотов и юмора.