Патриотизм — не традиционная ценность

В последние годы у нас так уж повелось, что те, кто выступают за «традиционные ценности» и за «традиционное общество», одновременно объявляют себя рьяными патриотами. Большинство из них, вероятно, даже не подозревают, что одно с другим совместить очень трудно. Дело в том, что патриотизм к «традиционным ценностям» (т.е. к ценностям общества традиционного, доиндустриального) отношения не имеет, в традиционном обществе он практически не существовал (ели не считать «патриотизм» маленьких древнегреческих городов-государств, основанный на языческих культах и совсем не похожий на современный общенациональный патриотизм).

Патриотизм – идеология, порождённая Французской революцией, которая как раз была наиболее радикальным переходом к обществу модерному, антитрадиционному. Именно сторонников революции во время французской гражданской войны 1790-х звали патриотами. В романе Виктора Гюго «1793 год» Жан-Поль Марат говорит с трибуны Конвента: «добрые патриоты ходят босиком, аристократы, арестованные девятого марта, уже  разгуливают на свободе!». Изображая восстание вандейских крестьян против прибывших из Парижа революционеров, Гюго резюмирует: «крестьяне против патриотов».

Так оно и было. Не зря же лозунгом революционеров был клич: «Да здравствует Франция!». То есть французские революционеры воевали за Родину, за французское государство, за независимость своей страны от австрийских и английских интервентов, в союзе с которыми выступили контрреволюционеры-роялисты. Роялистов же, сторонников традиционного французского общества, монархии Бурбонов (потому они и получили прозвище «белых» — по цвету изображенных на гербе Бурбонов лилий) патриотами никто не звал.  Они воевали не за Францию, не за Родину, а за короля.  Лозунгом «белых» был клич: «Да здравствует король!». Французский же король был родственником английского и испанского монархов, он был женат на австрийской принцессе, и вообще был членом всеевропейского наднационального сообщества аристократов. Для феодального аристократа Родиной была вся Европа, весь «христианский мир». Французский феодальный аристократ к такому же, как он сам, аристократу, но родившемуся в Англии, чувствовал большую близость, чем к своему «родному» французскому буржуа. Поэтому, действительно, лозунг патриотизма был для него бессмыслицей. Аристократ признавал верность королю,  церкви, своему сословию, но никак не «Родине», то есть всем, родившимся и живущим на территории бывшего Французского королевства. Большинство из них были для него «взбунтовавшимся сбродом».

Но любопытно, что и представители противоположного аристократии класса феодального общества – крестьяне тоже патриотами себя не чувствовали, никакой Родины знать и защищать не хотели, а в городских буржуазных «патриотах» видели врагов. Для вандейцев это были «распутные горожане», которые «восстали против матушки-Церкви, короля и добрых сеньоров», не более. Из этого, кстати, хорошо видно, что патриотизм – вовсе не «просто любовь к Родине». Если под Родиной понимать место, где родился, то чувство любви к таковому – к родной деревне, родной провинции у крестьян-вандейцев тоже было. Но патриотизм предполагает другой масштаб и другое, не лирическое, а политическое измерение. Патриотизм предполагает «любовь к большой Родине»,  к стране-государству, которую всю увидеть и узнать все равно не сможешь, потому что она огромна, ее можно лишь вообразить. Поэтому Бенедикт Андерсон и говорил в этом случае о «воображаемом сообществе[1].  И не случайно именно буржуазия породила патриотизм и стала первым классом – носителем этой идеологии! Кто, как не буржуа постоянно колесят по стране в поисках денежной выгоды и способны мыслить такими категориями как «многомиллионная нация»?

Сегодня нам часто напоминают, что главной обязанностью патриота является готовность защищать Родину и если надо – погибнуть за нее. Это верно; как только возникли первые буржуазные национальные государства, сразу же в них были созданы армии, построенные по принципу всеобщего призыва. Но ведь эта «обязанность патриота» была абсурдом для крестьянина традиционного общества. Помимо того, что он не знал понятия «Родина» в современном смысле, а мыслил категориями «местной идентичности» (своей деревни, провинции), он еще и считал, что война – удел другого, аристократического сословия.  В обществе, где он жил, дворянство так и называлось – воюющее (bellatorum) сословие, а крестьянство – трудящееся (laboratorum) сословие.  Историки подтвердят, с какой легкостью крестьяне и даже жители средневековых городов (пока еще не буржуа, просто бюргеры!) присягали чужому королю, который победил в войне. Во время Французской революции крестьяне Вандеи восстали исключительно по подстрекательству своих священников и сеньоров, когда Париж пытался их призвать служить в общенациональную армию. Ничего, кроме как выгнать «парижских патриотов» за пределы Вандеи они не желали…

Ситуация повторилась во время русской революции. Крестьяне, призванные на фронт в 1914 году, ни о каком патриотизме не слыхивали. Это для них было «барское словцо», как и «демократия», «парламент». Про себя они говорили «мы — псковские», а не «мы — русские». Даже во время переписей они отвечали: «православные» или «тутошние». В их представлениях воевать было надо, потому что «царь православный» решил биться с «германским царем». Когда в марте «русский царь» отрекся от престола, они тоже сунули штыки в землю и отправились по домам… Офицеры – выходцы из образованного общества, которые под влиянием газет, журналов, книг были как раз буржуазными патриотами — пытались объяснить им про патриотический долг, про Родину, про Россию. Но тщетно!  Солдаты в ответ только смеялись…

Патриотами русских (и другие народы СССР) сделала Советская власть. Социализм – тоже модернистское, то есть современное, индустриальное общество (только опирающееся не на буржуазию, а на народ с его лучшими интенциями традиционной культуры, в духе «великого консерватизма», как писал М.А. Лифшиц). Через СМИ, литературу, кино, школы, вузы социализм тоже создает представление о «большой Родине», и сплачивает людей, живущих в тысяче километров друг от друга, в единую общность. Социализм создает вторую известную истории разновидность патриотизма – социалистический патриотизм (о котором Ленин заговорил еще в 1918 году, когда общество знало лишь буржуазный патриотизм и никакого другого!). Поэтому в 1941 году, всего через четверть века после того,  как российские солдаты бежали с фронтов, хохоча над лозунгом патриотизма как над барской, офицерской блажью, те же самые люди или их дети как один встали на защиту Родины. И потому, конечно, что это была уже их, родная, советская, социалистическая Родина, на которую напал коварный враг. Но и потому еще, что они уже прошли советскую культурную революцию и стали чувствовать себе не «псковскими» и «воронежскими», а единым советским народом. Патриотизм неотделим от модернизации, индустриализации, культурной революции, прогресса науки и техники. Патриотизм – не традиционная, а модернистская ценность. Его не передать коммуникационными каналами традиционного общества – через семейную традицию, через религию. Он требует больших социальных машин модерна вроде университетов и национальной литературы, журналистики, театра и кино. Если же эти машины ломаются, то общество перестает воспроизводить патриотизм… И тогда снова возвращается местечковая идентичность. Вспомните мобилизованных, которые на СВО обращаются к «своему» губернатору — это возвращаются реалии 100-летней давности: «мы – псковские», «мы — воронежские».

Сегодня наше начальство озаботилось «укреплением патриотизма». Оно выделяет гранты «на патриотизм» артистам-лоялистам, сгоняет школьников на уроки «о самом важном». Но, образно выражаясь, строительство здания начинают с фундамента, а не с крыши.  Чтобы в обществе укрепилась идеология патриотизма, нужно не закрывать школы и не сокращать вузы, а открывать новые школы и университеты, нужно поддерживать отечественные кино и театр, нужно не ликвидировать районные газеты, а делать их современными и интересными. Увы, на все это финансы имеются лишь у стран метрополии капиталистической мир-системы, именно поэтому в США, Германии и Франции с буржуазным патриотизмом все в порядке. Страны полупериферии и периферии такую роскошь позволить себе не могут, ибо по законам капиталистического рынка финансы оттуда утекают в мировые центры. Поэтому эти страны довольствуются имитацией патриотизма… Один из примеров которой мы с вами сейчас и наблюдаем…

Советский опыт показал, что для таких стран единственная возможность «подняться» – отключение от капиталистической мир-системы. строительство  альтернативной, социалистической системы. Вот тогда у них станет реальностью полноценный социалистический патриотизм.

[1]Я, кстати, не этно-конструктивист в духе Андерсона и не считаю, что это сообщество существует лишь в голове. По мере того, как идеология патриотизма внедряется в умы миллионов людей, общество сплачивается в большой социальный  механизм, действующий уже по своим законам и нация уже существует реально, а не просто воображается.

Patriotism is not a traditional value

In recent years, those who advocate “traditional values” and “traditional society” have simultaneously declared themselves zealous patriots. Most of them do not suspect that it is very difficult to combine one with the other. Patriotism has no relation to “traditional values” (i.e., to the values of a traditional, pre-industrial society), it practically did not exist in a traditional society.

Patriotism is an ideology generated by the French Revolution, which was just the most radical transition to a modern, anti–traditional society.

Rustem Vakhitov

Источник: https://rabkor.ru/columns/editorial-columns/2023/03/22/patriotism_is_not_a_traditional_value/